Нильс осматривается. Знакомый запах трав, упорно цепляющихся за скудную, каменистую землю, можжевеловые кусты, тут и там валуны, еле заметные тропы – все, как в юности. Но он не узнает местность. Туман искажает перспективу, далекое кажется близким, близкое – далеким, а приметы, по которым он безошибочно ориентировался в юности, то ли исчезли, то ли просто не видны в тумане.
– Надо идти к кургану, – тихо произносит он.
– Это мы знаем, ты еще вчера говорил, – в голосе Гуннара звучит раздражение. – А где он, этот твой курган?
– Где-то здесь.
Нильс отходит от машины, но Мартин, который за все время поездки не сказал ни слова, в два прыжка догоняет его и прикуривает очередную сигарету. К ним присоединяется и Гуннар.
Нильс замедляет шаг – норовит на всякий случай оказаться позади этих двоих, быть готовым к любой неожиданности.
Был ли когда-нибудь на острове такой туман? Он не помнит. Когда он подростком бродил по альвару, всегда светило солнце. Ему холодно – тонкий свитерок и легкая кожаная куртка, может, и защищают от ветра, но от холода – ничуть.
Гуннар остановился и повернулся к нему. Он стоит в двух метрах, но Нильс различает только размытые контуры темной фигуры, как на матовом стекле отцовского старинного фотоаппарата, пока не наведешь резкость.
– Как бы тебя не потерять, – говорит Гуннар и, не дожидаясь, пока Нильс его догонит, идет дальше.
Перламутровый туман постепенно становится грязно-серым. Смеркается. Домой придется добираться уже в темноте. Интересно, знает ли мать, что он вернулся?
Под ноги ему попадается плоский, почти треугольный камень – и он внезапно понимает, где он. Этот камень он помнит.
– Левее, – говорит он уверенно.
Гуннар, ни слова не говоря, поворачивает налево.
Глухой звук в тумане. Или ему кажется? Машина в поселке? Он прислушивается. Нет, все тихо.
Они где-то близко. Мартин и Гуннар останавливаются у поросшего травой холмика. Нет… скорее всего нет. Где-то здесь… но он не видит знакомых контуров кургана.
– Пришли… – коротко говорит Гуннар.
– Нет… не думаю.
– Да. – Он носком ботинка сбивает пласт дерна. Под землей камни.
И только сейчас Нильс понимает, что никакого кургана уже нет. Тех, кто приносил сюда камни, кто помнил, кто здесь погиб и почему, – тех уже давно нет. Кто умер, кто уехал… и камни поросли травой забвения, вспомнил он где-то слышанное выражение. В буквальном смысле – поросли травой.
В последний раз он был здесь, когда закапывал свой клад. Как молод был он тогда… и чуть ли не горд, что пристрелил этих немцев.
А потом все пошло наперекосяк. Все без исключения.