– Постараюсь.
– Не пропадай, Йон. – Герлоф взял его за руку. – Сообщи, если что… если увидишь кого… незнакомый народ.
– Незнакомый народ… – повторила Юлия и вспомнила, как в пятидесятые годы в Стенвике появился чернокожий мужчина с широкой улыбкой. Он плохо говорил по-английски, а по-шведски вообще не знал ни слова. Появился и стал ходить от дома к дому с сумкой в руке. Люди в поселке позапирали двери, никто не хотел ему открывать – пока не выяснилось, что он никакой не грабитель, а самозваный миссионер из Кении. Продавал Библии и Псалтыри. Нет, в Стенвике «незнакомый народ» недолюбливали.
– Обязательно позвоню, – кивнул Йон.
Он пошел к дому и по пути взял метлу – с такой нежностью, будто ничего дороже этой метлы у него в жизни не было. С метлой в руке Йон направился к площадке для гольфа и опять начал, обильно жестикулируя, что-то объяснять сыну.
– Двадцать пять лет он держит этот кемпинг, – сказал Герлоф. – Теперь вроде бы Андерс должен всем заправлять, но Андерс спит на ходу. И Йон метет, красит, латает трубы… я ему говорил, чтобы он сбавил обороты, но он не слушает.
Он вздохнул.
– Что ж, заедем домой?
– Зачем? Я отвезу тебя в Марнес.
– Очень хочется, – совершенно по-детски сказал Герлоф. – Тем более, у меня такой шофер.
– Уже поздно… я собиралась сегодня уехать.
– А что за спешка? Гётеборг под землю не провалится.
Юлия потом не могла вспомнить, кто предложил переночевать на даче – она или Герлоф.
Скорее всего, так вышло само собой. Герлоф снял верхнюю одежду и опустился в единственное кресло с таким тяжким вздохом, что Юлии стало его жалко. А может, решение пришло чуть позже, когда она вышла на улицу включить рубильник и открыть вентиль для подачи воды – он помещался под крышкой колодца. А может, еще позже, когда она зажгла свет, включила обогреватель и заварила бузинный чай. Короче, даже и обсуждения-то не было, просто пришли к молчаливому соглашению: эту ночь ночуем в Стенвике.
Юлия включила мобильник, и Герлоф позвонил в дом престарелых. Она помогла ему нажать кнопку отбоя, он накинул куртку и вышел пройтись по участку.
– Крыс вроде нет, – удовлетворенно сказал он по возвращении.
Юлия осторожно осмотрелась, как будто в этих маленьких темноватых комнатках размещался какой-то музей. И в самом деле – здесь ее история. Здесь прошло ее детство, но воспоминания эти словно помещены под дымчатое стекло, не имеют ни цвета, ни запаха.
А на что смотреть? Особенно не на что. Пять небольших комнат, мебель, укрытая белыми простынями, пять узких кроватей со снятым бельем, маленькое окошко в кухне, на подоконниках – дохлые мухи, похожие на жирные буковки. Протертая на сгибах морская карта северной оконечности острова. На комоде, в рамке, – выцветшая фотография шестидесятых годов: неестественно улыбающаяся Юлия, еще подросток, с сестрой Леной. Книжная полка в углу. Безликий дом, такие обычно сдают внаем.