– Надгробные камни лучше него никто не делал, – вставил Йон. – Пройдись по любому кладбищу – в Марнесе ли, в Боргхольме… посмотришь на Эрнстово надгробье – душа радуется.
Юлия молчала, глядя на стопку книг на столе у дивана. Выражение Йона показалось ей неудачным – чему тут радоваться? – но она промолчала. Перед глазами стояла картина… как она присмотрелась и увидела…
Первый же полицейский, это был Леннарт Хенрикссон, достал из машины одеяло, накинул ей на плечи и увел в дом. Ему по всем признакам нездоровилось, но он не отходил от нее почти все время, и это как-то помогло ей успокоиться. И молчал, что было еще лучше. За эти годы она столько наслышалась пустых слов утешения… хотя никогда и никого не просила ее утешать.
Кофе был выпит, истории постепенно иссякли, и Герлоф обратился к Юлии.
– Можешь отвезти меня в Марнес?
– Конечно.
Она поднялась вымыть посуду, чтобы не показать раздражения. «Можешь отвезти»… Я нашла разбившегося насмерть человека, с окровавленным ртом и глазами, вылезшими из орбит. И что? Кровь я видела и раньше, мертвецов тоже. Бывало и похуже. Но Герлоф-то этого не понимает…
И вдруг вспомнила. Кто знает, может, это и важно. Она вышла в гостиную.
– Эрнст просил тебе передать кое-что. Я забыла.
Герлоф смотрел на нее непонимающе.
– Эрнст, – объяснила Юлия. – Я же его видела накануне, когда была на твоей даче… И прямо перед уходом он сказал вот что… – Она помолчала, пытаясь вспомнить точные слова. – Сказал, самое главное – большой палец. Не рука, а большой палец.
– Главное – большой палец? – переспросил Герлоф.
– Так он и сказал. «Большой палец не того».
– А что он имел в виду? – Герлоф пожал плечами и посмотрел на Йона. – Ты что-нибудь понимаешь?
– Понятия не имею. Может, какая поговорка?
– И я не знаю. – Юлия повернулась, чтобы домыть кружки. – Но именно так он и сказал.
Юлия с Герлофом в сопровождении Йона на его «пассате» доехали до кемпинга. Сизый занавес облаков повис над проливом. Солнце уже не показывалось. Казалось, Стенвик, тот самый Стенвик, про который она так много слышала, Стенвик, где люди жили, работали, где каждый хутор и каждая тропинка имели свое название, – тот Стенвик исчез. А этот, сегодняшний, вновь погрузился в сон. Заколоченные дома с бельмами зашторенных окон, замершие давным-давно ощипанные крылья ветряной мельницы… заборы, где обычно развешивали на просушку вентеря и сети на угря, пусты.
Они остановились у площадки для гольфа. Подошел Йон. Герлоф опустил стекло.
– Не забывай отца. – Йон внимательно посмотрел на Юлию.
В первый раз за все время он обратился прямо к ней.