— Да. Лев Борисович, муж её, бывший кремлёвский работник, очень её любил. Купил ей салон парикмахерский. Он её третий муж. Со вторым, Никитой она дружила до конца жизни. Только очень переживала, что у неё нет детей.
— Надо же! Женечка тоже женский мастер. Людочка, обрадовалась бы, когда бы знала, что и дочь, и внучка у неё есть. Вот горе-то какое!
— Как у Евгении тоже дочка?
— А то, Людмилой младшей назвали. Вот жизнь! А Нинка сволочь! При живой матери свою дочь сиротой сделала и внучку материнской любви лишила!
— А жива она? — спросила я старушку.
— Нинка-то? Ещё как жива! Живее всех живых! Да куда она денется? У неё змеиного яда хватит на три жизни. Через квартал живёт. Там соседи не знают, куда от такой соседки деться. Всех ядом оплевала. От злости с ума свихнулась совсем. Я в ту сторону стараюсь не ходить, чтобы на глаза ей не попадаться.
— А вы мне адрес Жени не дадите?
— Как же не дать! Пойдёмте, пойдёмте, чайку попьём и позвоним в Таганрог, — засуетилась старушка.
Получив адрес и номер телефона Евгении, я попыталась позвонить ей на домашний телефон в Таганрог, но никто не подходил к аппарату. Успокоив старушку, что не буду сообщать Дробышевой о смерти дочери, я поспешила к дому, где она проживала.
Поднявшись вверх по переулку, я вышла на улицу Горького. Спустившись на квартал вниз по улице, почти напротив здания Цирка, вошла во двор. Старый двухэтажный дом с длинной деревянной террасой, на которой находились двери в другие квартиры. К этому деревянному, наверное, столетнему строению притулилась небольшая пристройка. На стук моих каблуков, по каменной плитке отодвинув висящую цветную занавеску на двери, выглянула пропитая физиономия мужичка в застиранной футболке и сигаретой в зубах.
— Вы к кому гражданочка?
— В девятнадцатую квартиру, — ответила я.
— А чё вам там надо? — произнёс сиплым голосом мужичок.
— А вам что за дело? — обижено, спросила я.
— Мне? Да Боже ж мой! От этой змеюки ни грамма яду. Предупредить хочу, она не только облаять может, но и покусать. Ядовитая гадюка! Просто затишье было, а вы сейчас разворошите гнездо её гадючье, — спокойно объяснял он мне, ростовским говорком с усиленным гэканьем.
— Ну, что вы такое говорите? Разве так можно? — возмутилась я.
— Ага! Идите, идите. Предупредить — это мой гражданский долг, — ответил он, то ли шутя, то ли серьёзно и опустил занавеску.
Я поднялась на второй этаж, и с опаской подошла к нужной двери. Неуверенно постучалась.
— Кого ещё чёрт принёс? Ходят, ходят, покоя от них никакого!
С грохотом и скрежетом от скрипучих замков и запоров приоткрылась замызганная дверь. В её проёме показалось непонятное диво.