Ранним утром, добросовестно выполнив все свои экскурсоводческие обязанности и попив кофе я, боясь откровенных преждевременных разговоров с Женей, понеслась за город, на встречу с Никитой и Машей в больницу. За безопасность Жени я была совершенно спокойна, она была мной предупреждена — никого не впускать ни под каким видом.
Познакомившись с Никитой, мы долго разговаривали с ним, вспоминая нашу первую встречу на кладбище и Людмилу. Я рассказала, как в Петербурге встречалась с его соседкой, бабушкой Матвея. Он очень обрадовался, узнав, что в Москву я вернулась не одна, а с Женечкой.
— Очень жаль Маргарита, что вы её с собой не взяли — посетовал он.
На это я ответила, что прежде чем произойдёт их знакомство, мне хотелось бы посоветоваться с ним. Выслушав моё предложение по поводу обмена имени отца Жени, он полностью согласился с моей идеей поменять Никанора на Алексея и оградить её и младшую Людмилу даже об упоминании, об этом мерзавце. Забежав в палату к Маше, мы с ней быстро решили эту проблему, так, как и ей, очень хотелось выкинуть из своей головы и сердца этого нелюдя.
Всю неделю мы с Женей разъезжали по её делам наследования. Бюрократы нас так заморочили, что по совету Олега, вернувшегося из Кипра и при его участии мы наняли хорошего адвоката и предоставили ему переоформление всех документов на недвижимость и движимость. Вздохнув с облегчением, мы решили отпраздновать наше освобождение от бессмысленных хождений праздничным обедом. А рано утром поехать на дачу, чтобы Женя смогла ознакомиться с домом Людмилы. Ей уже пора возвращаться в Таганрог, для того чтобы через некоторое время вернуться назад с дочкой и Тамарой Леонидовной, которая не видела дальнейшей своей жизни без Милочки и Евгении.
Предварительно убрав все фото с Никанором из семейного альбома, письмо матери Люды к бывшему супругу я передала Вадиму ещё раньше, я отдала Евгении семейный фотоальбом и все бумаги, принадлежавшие Люде.
— Женя, вот и всё я рассказала тебе, что знала. Теперь можно задать тебе вопрос? — устроившись удобно в кресле, спросила я её.
— Конечно Маргарита Сергеевна. Наверное, вам интересно кто отец моей дочери Людмилы? Мы её Милочкой зовём. Я её в честь мамы назвала.
— Да, конечно, мне интересно узнать, как ты жила все эти годы, почему ты уехала из Семикаракорска?
— Знаете, Маргарита Сергеевна, какое-то предчувствие было у меня давно, что что-то в моей жизни не так. Повзрослев, я стала догадываться, что мама Настя не моя родная мама. Мне казалось, что уж слишком поздно она меня родила. Нет, не думайте, она хотя и грубоватой была, характер у неё такой, но я ей благодарна за всё. Я очень её любила. И она меня. С возрастом, когда родила Милу, я поняла, что меня смущало все годы, которые я прожила с мамой Настей. Её любовь ко мне была скорее любовью бабушки к внучке. Нет, я не имею права жаловаться на годы, проведённые с ней. Она всё для меня сделала, что было в её силах.