Холодное и солнечное утро 3 марта. Небо светится весной, и тротуар, еще грязный и пыльный, по-весеннему светел. Черные длинные тени строго ломаются на нем. Люди спешат, особенно женщины в тонких чулочках от Бемберга. И ветер стремительно гонит их все дальше. Морозец пощипывает, а ветер порывисто задувает, и колючая пыль летит по площади от универмага Тица, мимо Вертгейма, на Кёнигштрассе, где потише. Но колдовское невероятное утро гонит людей из темных улиц к яростному свету и распахнутому простору площадей. И пути их пересекаются на Александерплац, на Алексе.
Грохочут колеса по рельсам надземки - штадтбана. От вокзала к Яновицскому мосту паровозы, пыхтя, набирают скорость, а ветер сдувает с черных труб клочки облаков, дышащих углем, разогретых металлом и маслом. Встречные поезда тяжело и натужно сбавляют ход и, кажется, бесшумно почти ползут вдоль кирпичных домов. А над крышей "Прелата", где подают знаменитое пиво "шлосброй", тормозная судорога с лязгом пробегает от вагона к вагону.
Из восточных районов Берлина сбегаются сюда трамваи. На дугах, как на мачтах, трепещут голубые огни. Из фешенебельного Вестена - автобусы. Машины - с юга и с севера, из Панкова и Штеглица.
Автобусы и трамваи везут передачи. Машины везут арестантов. Это сердце Берлина, Алекс: полицай-президиум и следственная тюрьма.
Но каковы времена? Нынче за счастье считают попасть в Алекс. Это вам не казармы СА - жуткий, леденящий кровь "Колумбиа-хауз", где, заглушая вопли людские, днем и ночью орет патефон: "Вахт ам Рейн" и "Юбер аллес". Алекс - это воспоминание, это призрак кайзера и Веймара. Сюда доставляли на "зеленом Гейнрихе" тех, кого до суда формально считали вполне порядочными людьми.
Германия - олицетворение порядка, Алекс - оплот Германии. Петь, свистеть и шуметь запрещается. По сигналу к подъему немедленно встать, убрать койки, умыться, причесаться, вычистить платье и одеться. Мыла отпускают достаточно. 5.30 - подъем! 6.00 - отпирают камеру. Поверка. Завтрак. Работа. Обед... В 18.00 камеру запирают - до следующего утра. До следующего удара колокола. И человек может быть уверен, если только не отдаст ночью душу творцу, что утром услышит колокол. Ровно в 5.30.
Нет, Алекс - это не "Колумбиа-хауз"...
Отряд из двадцати полицейских под командованием лейтенанта ворвался в то утро в квартиру Ключинских. Тельману сразу же надели наручники. Но и после этого полицейские не убрали оружия. Все так же, с пистолетами в напряженных руках, отконвоировали они его к машине. По иронии судьбы она стояла там, где обычно ждала машина, увозившая Тельмана на тайные встречи.