Но что-то изменилось после ланча. Нико явно передумал.
Мариэтта почувствовала себя отвергнутой, и это больно ее ранило.
– Ни чего, а кого, – грубо сказал он. – Ты не хочешь меня, Мариэтта.
Она вздернула подбородок, почувствовав злость и бесстрашие. Да как он смеет говорить за нее, чего или кого она хочет или нет.
Нико тяжело дышал, раздувая ноздри.
– Я не тот человек, с кем тебе нужно сближаться.
– Почему? – с вызовом спросила она. – Потому что ты прошел через ужасы войны и думаешь, что мне не дано этого понять? Отпусти меня, Нико, – потребовала она.
Он отпустил ее руку. Мариэтта распрямилась, заставив его отодвинуться.
– Думаешь, у тебя одного есть шрамы? – Она наклонилась вперед. – Шрам под левой лопаткой остался после аварии, – сказала она, – а остальные от неудачных операций. И каждый из них – свидетель разбившейся вдребезги надежды.
Снова откинувшись на локти, она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я лежала в разбитой машине полчаса в ожидании «скорой» с двумя погибшими подругами и другом, который умер по дороге в больницу. – Мариэтта проглотила подступивший к горлу комок. – Я не была на войне, Нико. Но мне кое-что известно о смерти и выживании.
Она вытянула руку и положила ладонь ему на грудь.
– Возможно, мне неизвестно, кто прячется здесь. Но кем бы он ни был, он меня не пугает.
Она намеренно провела мизинцем по его соску, услышав, как он с шумом втянул в себя воздух. Однако его крупное тело оставалось твердым и неподвижным, за исключением груди, ходуном ходившей под ее ладонью. Она всматривалась в его лицо в поиске знаков голодного желания, которое она ясно видела в его взгляде вчера, но сейчас его лицо оставалось бесстрастным.
Кровь отхлынула от ее лица, а внутри все похолодело. Ее пронзила унизительная мысль.
Она моментально отдернула руку.
Боже! Неужели она все неправильно поняла? Вообразила несуществующее?
Она как в немом кино увидела, что Нико открывает рот, но затрясла головой и зажмурилась, не в силах смотреть на него. Он слишком хорош. Любая женщина сочтет за честь провести с ним ночь. Зачем она ему? Если только…
Ее лицо горело. «Дура, дура…» – рефреном звучало у нее в мозгу.
– Думаю, вы правы, – сквозь зубы процедила она. – Я не хочу этого. – Гордость придала ее голосу резкость. – Мне не нужен секс из жалости.
Сверху раздалось свирепое рычание, заставившее Мариэтту распахнуть глаза.
Нико грубо схватил ее руку и приложил к своему паху.
– Ты считаешь это жалостью?
Мариэтта ахнула, почувствовав силу его эрекции.
Святые угодники! Член был огромный и твердый.
Нико издал горловой звук, похожий на стон.