– Благодарю за комплимент, – сдержанно улыбнулась она.
– Гаэль Агилар. – Он протянул руку.
– Вы – брат Алехандро, – утвердительно сказала Элиза, отвечая на рукопожатие.
– Признаю, грешен.
Двери лифта бесшумно распахнулись, и они вошли внутрь. Элиза чувствовала, как с каждой секундой в нем растет напряжение. Гаэль явно не ожидал дружеской встречи. Элиза откашлялась.
– Надеюсь, вы все выясните с этой японской сделкой.
– Результат будет целиком и полностью зависеть от моего брата, – улыбнулся Гаэль. Элиза нахмурилась. – Вы выглядите удивленной. Что такого вам обо мне наговорил брат?
– Ничего, за исключением того, что ожидает того же от вас.
Ледяная улыбка мелькнула на его губах.
– Что я могу сказать? Мы оба не приемлем полумеры.
Двери лифта открылись, и они вышли в холл.
– Элиза!
Они оба обернулись на голос, прогремевший на весь коридор. Элизу моментально бросило в жар, когда пылающий ненавистью взгляд обжег сначала ее, а потом Гаэля.
Алехандро ни к кому и ни к чему не испытывал собственнических чувств. Конечно, он высоко ценил успех, которого достиг упорным трудом, но в его жизни не было человека или вещи, от отсутствия которых он испытывал бы физическую боль. Он слишком рано узнал, что любовь или что-то материальное, подаренное ему однажды, через секунду может быть утеряно безо всякой причины. Все, что происходило с ним в детстве, зависело от того, решит ли его мать сегодня быть счастливой или замкнется в себе, играя роль оскорбленной жены. А ее настроение, в свою очередь, зависело от того, было ли у отца настроение поиграть в донжуана или нет.
Все в его жизни было столь кратковременным и зыбким, что он выстроил вокруг себя прочную защиту. Если ни к чему не привязываешься, не испытываешь потом боль утраты. Логика была до абсурдности простой.
Но почему-то с самого начала он совершенно не выносил тот интерес, который вызывала Элиза у любого человека, с которым она общалась. Вчера они едва не занялись любовью, но он вынужден был уйти, и он вдруг осознал, что и Элиза в его жизни тоже лишь временно. Он не мог подобрать подходящего определения тому, что творилось в его душе, но Алехандро твердо знал, что она пробудила в нем нечто столь сильное, что он не мог ни на чем сосредоточиться весь этот чертов день.
Когда Алехандро увидел, что она стоит рядом с его братом и Гаэль даже не старается скрыть свою заинтересованность, ему захотелось заклеймить ее, назвать своей. Это всепоглощающее одиночество, в котором он постоянно жил, начинало тяготить его все сильнее.
– Ты что-то хотел, Алехандро? – Она воинственно вздернула подбородок.