13 марта 1921 года. «Красная» Москва. Через год Цветаева покинет её. Пора витийственного вандейства, песнословий «Дону», Добровольческой армии, и –
Как закон голубиный вымарывая, –
Руку судорогой не свело, –
А случилось: заморское марево
Русским заревом здесь расцвело.
………………………………………..
Эх вы, правая с левой две варежки!
Та же шерсть вас вязала в клубок!
Дерзновенное слово: товарищи
Сменит прежняя быль: голубок.
Побратавшись да левая с правою,
Встанет – всем Тамерланам на грусть!
В струпьях, в язвах, в проказе – оправдана,
Ибо есть и останется – Русь.
Её русскость сказалась во многом. Как, впрочем, и европейскость. А как у неё звучит такое наше – дорога, дорожное, станции, вокзалы, рельсы, встречи, расставания – «провожаю дорогу железную»!
Её искусство развивалось с невероятной интенсивностью и на родине, и в эмиграции. Очаровательная домашность первых стихов, их искренность вырастает в сильной изобразительной воле, сдерживающей патетику духовно-душевного максимализма и воинствующего романтизма. Поэтический мир Цветаевой всегда оставался монологическим, но сложнейшим образом оркестрованным вопросительными заклинаниями, плачем и пением. При устойчивой, обуздывающей традиционности её поэзия восприимчива к авангардным способам лирического выражения (Андрей Белый, Хлебников, Маяковский, Пастернак).
Духовно и эстетически близкий Цветаевой выдающийся историк литературы и критик Дмитрий Святополк-Мирский, человек странно-страшной судьбы, писал: «С точки зрения чисто языковой Цветаева очень русская, почти что такая же русская, как Розанов или Ремизов, но эта особо прочная связь её с русским языком объясняется не тем, что он русский, а тем, что он язык: дарование её напряжённо словесное, лингвистийное…» Святополка-Мирского и Цветаеву на протяжении долгих эмигрантских лет связывали дружеские отношения. Но это не помешало ему в гениальной англоязычной книге о русской литературе (вышедшей в Лондоне в 1926 г.) так охарактеризовать прозу Цветаевой – «…самая претенциозная, неряшливая, истерическая, и вообще самая плохая проза, когда-либо написанная на русском языке».
В эмиграции ей, как и многим русским изгнанникам, открылась убийственная недолжность миропорядка вообще. Европа, где «последняя труба окраины о праведности вопиет», «после России» обернулась не меньшим адом. Антибуржуазность в крови у русских художников. Цветаева не исключение. В этом она наследница наших гигантов XIX века и Александра Блока (святое для неё имя). Потому именно ей принадлежит высокая и гневная скрижаль – стихотворение «Хвала богатым». Нелепы объяснения того, что в нём выражено цветаевским «наперекор всем и всему», неустроенностью, неотступностью бед, нищетой, скитальчеством. Если предположить невозможное – её благополучие на чужбине – она бы осталась Цветаевой в каждом слове, в каждом поступке, в каждом шаге и каждом вздохе.