На третий день маг почти не отзывался, и даже на скабрезные шуточки Ясеня молчал.
Только позвал Лютого и тихо прошелестел.
- Прощай, Лютый. Спасибо, что пришёл. Уходите.
В глазах дракона появилась паника и растерянность.
На четвёртый день в саркофаге установилась подозрительная тишина, и в глазах Лютого поселилась настоящая тревога и боль.
- Мы должны открыть саркофаг, - заявил он.
- Ты слово дал! - напомнил Ясень.
Лютый, колеблясь, поглядел на трубадура, Ясеня и тихо произнёс:
- Что, если я дам слово за герцога?
- И как нам это поможет? - ощерился насмешник. - Мне, может, тоже его жалко, но я вовсе не желаю, чтобы он, как вылезет, отгрыз мне башку.
- Ты бы его, может, тогда меньше дразнил бы, что ли, - хмыкнул Пройдоха, поправляя выбившуюся прядь волос из хвостика.
- Мой разум слит с разумом Маргелиуса же, - кивок в сторону саркофага.
- Чё-т не очень-то и заметно! - фыркнул Ясень. - Не увидел, чтобы он хоть к одной разумной фразе, сказанной тобой, прислушался.
- Он просто думает, что он прав, даже когда нет. Это его беда. Связь между нами, когда его заточили и усыпили, оборвалась, сейчас он слаб, поэтому я не чувствую его разум. Но потом она снова окрепнет.
- Если ты дашь слово, то что это меняет? - задал вопрос, глядя озабоченными глазами на саркофаг, трубадур, который внутренне ёжился от мысли о страшной смерти, которая могла постигнуть пусть даже злого мага.
- Что после освобождения герцога, я буду бдить каждое его движение. Мой разум - это его разум и наоборот, даже если он будет стараться отгородиться от меня, как сейчас, я буду знать всё равно, если не его мысли, то намерения точно. И если реально сделать ничего нельзя, и он неисправим, я сам его убью, - коротко с пасмурным видом изрёк Лютый. - Но так заживо умереть от голода и обезвоживания, задыхаясь в тёмном ящике, я ему не могу позволить. Это противоречит драконьему кодексу. Даже смертельного врага надо убивать быстро и молниеносно. Он не враг, а самый близкий друг.
Ясень удивлённо вылупился глазками-бусинками на дракона.
- Убьёшь?
Дракон решительно кивнул.
- Даю слово дракона.
Турбадур кивнул дракону, соглашаясь, и тот, стремительно развернувшись, начал выламывать крышку саркофага.
От увиденной жуткой картины у дракона сжалось горло, а слёзы подступили к глазам. Маргелиус лежал, скрючившись, с болезненной гримасой на лице, вцепившись обломанными ногтями в каменную плиту. От могущественного мага осталась одна тень. Страшно худое тело напоминало больше мумию, пергаментная кожа обтягивала кости, одежда практически вся истлела. В длинной чёрной бороде и волосах поблескивала кое-где седина. Проведя целую вечность в заключении опальный маг выглядел на все свои тысячу лет.