Читались они медленно и тяжело. И вовсе не потому, что сюжеты плохие. Нет, сюжеты как раз хорошие, даже захватывающие, но перевод настолько отвратительный, что я порой с трудом продиралась через тяжелые словесные конструкции, испытывая почти непреодолимое желание все это переписать. Но, тем не менее, блажь — своими глазами увидеть наяву описываемую в этих книжках сказочную реальность — начала меня преследовать с постоянством боя часов на Спасской башне Кремля.
— Такая большая, а в сказки веришь! — ехидно подзуживал меня разум.
— Ну и что, подумаешь, большая. Все писатели сказочники и фантасты — взрослые люди, но ведь пишут же. А если не поверишь, то не сможешь хорошо написать. Да и что я забыла на этой грешной земле?
— А как же Женька? — услужливо подсказало глупое сердце. — А родные и друзья? Работа, в конце концов?
— Так я же не насовсем. Подумаешь, работа. Мне, между прочим, отпуск положен. А в отпуске я еще и заболеть могу, так что он на время болезни увеличится, могу выпросить недельку за свой счет. А друзья и родные меня поймут. Может быть, кто-то и в компанию напросится. И уж что касается замечательного Евгения, то его еще год тут не будет, поскольку его фирма приостановила дела в Москве, и если он появится, то только в отпуск. А если и нарисуется к положенному времени, не факт, что это его появление не окажется последним в наших отношениях.
— Ну, хорошо, — соглашался разум. — А если ты там, в сказочном мире, встретишь еще одного Женьку? И он полюбит тебя всем сердцем, и не захочет отпускать?
— А я возьму его с собой, может быть ему здесь больше понравится! И пусть тогда здешний, земной, локти кусает.
* * *
Дни летели за днями, похожие друг на друга. Внеся некоторое разнообразие, промелькнуло лунное затмение, за ним воспоследовало солнечное. Собственно, разнообразие для меня состояло в том, что я приложила массу усилий, чтобы пронаблюдать хотя бы одно из них, но так ничего и не увидела. Из чего сделала вывод: пусть те, кому по должности положено, изучают эти загадочные явления природы, а я и без затмений небесных светил проживу, и ничего при этом не потеряю.
А потом начались дождь и слякоть поздней осени. Отопление никак не включали, голые ветки березы стучали в окно, было холодно, промозгло и тоскливо. После работы, когда не было репетиций и спектаклей, никуда не хотелось идти, и я, закутавшись по самые уши, коротала время за книжкой или компьютером. По телевизору шла сплошная галиматья, щедро сдобренная столь же содержательной рекламой. Можно было бы конечно побегать по гостям, но совершенно не было охоты тащиться куда-то в такую мерзопакостную погоду, разве что в соседний дом к Зоське. Но с ней мы и так виделись чуть ли не каждый день, а два-три раза в неделю так точно. Мефистофель полностью разделял мое мнение, тихо мурлыча у меня на коленях и оживляясь только в предвкушении «Вискаса».