XXIX
Гей!
В понедельник, Одарка провела первую половину дня с Резцовым, и вечером пришла грустная, со своим карандашным портретом на листе ватмана. Во вторник она ходила по магазинам, а в среду приготовила с утра самую большую, из тех что были у Сараева, кастрюлю борща, и вечером устроила прощальный ужин (утром она хотела уехать автобусом). Еще днем Сараев заметил, как время от времени лицо квартирантки сковывала мрачная, сразу старящая её неподвижность. Должно быть, в последний день её пуще прежнего тяготили и неловкость положения, и бессмысленность поездки. Только за столом, выпив, она повеселела.
После десерта Сараев закурил. Одарка с его разрешения включила приемник и поймала какую-то развесёлую музыку, сделала её погромче и начала было убирать со стола, как вдруг погас свет. Они посидели еще некоторое время при свече, и Сараев пошел к себе в спаленку. Некоторое время они переговаривались из комнаты в комнату. Рассказывали друг другу, кто как в детстве проводил время, когда выключали свет. Сараев вспомнил, как они всей семьей садились играть в лото, а Одарка сказала, что у них любили петь песни. Сараев предложил ей спеть. Она поломалась и спросила:
– А що заспиваты?
– Да что хочешь.
– Про Довбуша хочэтэ?
– Давай про Добуша.
– Алэ цэ довга писня.
– А куда нам торопиться?
– Тоди я до вас пиду. А то сыльно голосно выйдэ. Сусидив пэрэлякаемо чи ще щось. Гаразд?
Ну, а почему бы нет, подумал Сараев. Обрадовался же он сам позавчера возможности рассчитаться с Борисом за беспокойство покупкой самогона. Так почему бы не предоставить такую же возможность и его гостье. Одарка, хихикая и ойкая, шла на ощупь и, когда приблизилась, Сараев поймал ее за руку, потянул к себе и, подхватив за талию, усадил рядом. Потом подвинулся, сел повыше и рывком придвинул ее еще ближе. Теперь они сидели лицом к лицу. Одна рука Сараева лежала на ее колене, другая на талии.
– Ну так слухайтэ. Тилькы чур нэ заважаты, – сказала Одарка, глядя ему в глаза.
– Постараюсь, – беззвучно ответил Сараев.
Повернув лицо к окну, она запела.
Як по пид гай зэлэнэнь-кий…
Гей!
Як по пид гай зэлэнэнький
Ходыть Довбуш молодэнький,
Ходыть Довбуш молодэнь-кий.
Та й на нижку прыпада-е…
Гей!
Та й на нижку прыпадае,
Топирцэм ся пидпырае,
Топирцэм ся пидпыра-е.
Що бы Куты нэ мыну-ты…
Гей!
Що бы Куты нэ мынуты,
До Косова завэрнуты,
До Косова завэрну-ты.
До Косова, та й до Дзвин-кы…
Гей!
До Косова, та й до Дзвинкы,
До Штэфановойи жинкы,
До Штэфановойи жин-кы.
Сараев стал дрожавшими пальцами расстегивать её кофточку, и на третьей пуговице Одарка мягко перехватила и опустила его руки на свои колени. Сараев посидел некоторое время смирно и полез под кофточку, вытягивая ее из-под юбки, с боков.