Добрый вэчир, Штэфано-ва…
Гей!
Добрый вэчир, Штэфанова,
Чы вэчэря вжэ готова?
Чы вэчэря вжэ гото-ва?
А вэчэря будэ пиз-но…
Гей!
А вэчэря будэ пизно,
Усим людям будэ звисно,
Усим людям будэ звис-но.
Руки Сараева прошлись под кофточкой по торсу вверх, коснулись грудей. Вызволенные из тугих чашек, они, одна за другой, благодарно ткнулись твердыми, как пробка, сосками в его ладони, в их нежные чувствительные середины.
Ой ты жинко, видпры ха-ту…
Гей!
Ой ты жинко, видпры хату,
Чы на двори добуваты?..
Чы на… двори…
Одарка умолкла, прерывисто втянула воздух и, расстегивая кофточку, подалась к нему. Задыхался и Сараев. Счет шел на минуты, а столько всего хотелось успеть. Но – не довелось: три сильных удара потрясли входную дверь. Клонившаяся к Сараеву Одарка и он сам с полными ладонями замерли. Еще три удара, еще сильнее.
– Цэ вин, – испуганно прошептала Одарка и выпрямилась.
– Тихо! никого нет дома! – шепнул Сараев. – Чёрт!!!
Последнее слово относилось к загоревшемуся свету. Одарка задернула полой кофточки неожиданно белые и как будто еще более нагие груди, а Сараев, крепко схватив ее за плечо, прижал к своим губам палец. Первое, что пришло ему в голову: выключить свет везде, чтобы Прохор, выйдя на улицу, мог увидеть только темные окна. Их нет дома. Он бесшумно соскочил с кровати, сделал осторожный шаг к порогу и замер, заслышав странный звук. А когда – почти сразу же – понял, откуда он, только беспомощно дернулся, потому что вмешиваться уже было поздно. Что-то басурманское, ритмически рваное быстро поднялось из разогретых глубин проснувшегося «Телефункена» и с ближневосточной оголтелостью бурно хлынуло в комнату. Сараев только сморщился и втянул голову в плечи. Удары в дверь посыпались один за другим. Били, как топором, – размеренно, наотмашь. Громко заработавший среди ночи приемник, да еще с такой мелодией, казалось, мог бы только подтвердить, что дома никого нет, но ночной гость так не считал. «Вот же дубина! Неужели не понятно, что ушли, а приемник оставили включенным?!» – возмущался Сараев, стоя посреди спальни. Но переубеждать Прохора таким образом – затаившись и не подавая признаков жизни – было рискованно. Вариантов тут могло быть два: или не выдержит дверь, или разбуженные шумом соседи вызовут милицию. Сараев выключил приемник и пошел открывать.
За порогом стоял Прохор с резиновой дубинкой.
– Гей! – крикнул он и вошел в квартиру, грубо оттерев плечом Сараева. – Не помешал?
«Значит, он стоял и слушал», – подумал Сараев, мимоходом порадовавшись правильно принятому решению.