, закапывали за городом трупы раздутых лошадей. Через несколько дней запели в синагоге раввины, и потянулись старики и старухи на молитву.
Еще через несколько дней закричал, запел над городом голос муэдзина, и пали на колени мусульмане – жители поверженного города.
Илья объездил все невольничьи рынки, все тюрьмы и подвалы, где содержали пленников, готовили к продаже. В одном таком глубоко ушедшем под землю зиндане подобрал маленький ошейник с цепью и понял, что он не для собаки, а для ребенка…
Искать Подсокольничка было бессмысленно – через город прошли тысячи невольников, и, конечно, никто не помнил славянскую старуху с черноглазым ребенком на руках.
В княжеском лагере шло непрерывное пированне. Столы накрывались, многочисленные гости наедались-напивались, а потом на их место приходили новые.
Свистели дудки, плясали храбры, напившись хазарских вин, коих взяли великое изобилие, дрались между собой. Тяжелый дух нескончаемой попойки смешался с запахом пролитой крови, дымом от жаровен, где жарилось мясо, с дымом от пожарищ, где тлели обгорелые трупы. Войска искали забвения от ужаса страшной сечи и резни в городе в разгуле и пьянстве. Из Крыма привезли несколько обозов с девками, и пошла такая гулянка, что сатана в аду, верно, побрезговал бы.
Илья сторонился гульбы, как сторонились ее все христиане. Отойдя от города, они соорудили походную церковь, и шедшие с войском православные священники устроили многодневную покаянную службу. Тут Илья и помолился, и отплакался. Стало чуть легче. Со дня окончания резни христиане держали многодневный пост. И не брали в рот ни мяса, ни вина. В перерывах между молитвами они сидели и спали в тени виноградников.
Тут и нашел богатыря ехавший только с малой охраной князь.
– Вот ты где, – сказал он, спрыгивая с коня. – А я уж пытал всех – живой ли ты?
– Что мне сделается? – отвечал Илья, поднимаясь во весь свой рост и снимая шапку.
Князь прогнал подальше охрану и воев Ильи. Развалился на прохладной земле, под виноградником, велел Илье сесть.
– Не сыскал, значит, сына-то? – спросил он вдруг с несвойственным ему участием в голосе.
Илья не ответил, глядя мимо князя вдаль и стараясь, чтобы слезы не потекли.
Князь за годы, что прошли с приезда Ильи в Киев, сильно переменился. Хоть пил и гулял по-прежнему, но бывало теперь его красивое и злое лицо порой печально и мягко. Правда, редко, как редко оставался он наедине с кем-нибудь.
– Все радуются… – сказал он задумчиво. – Сбылась мечта вековая – сбросили навсегда ярмо хазарское. Николи супостат не подымется!