Улыбнулись тонколицые византийцы, узнав школу логики и многозначительно переглянувшись.
Раввины выдержали паузу и, учтиво поклонившись, молча вышли.
Рев восторга был князю наградой.
– Что? – кричал князь, снова превращаясь во Владимира, всем ведомого. – А вы думали, я державу свою расхитителям отдам?! Тако?
Пирование было завершением богословского диалога. Плясали и в бубны били, и скоморохи кувыркались, рождая надежду в язычниках, что, может быть, все образуется само собой и никакой веры новой князь принимать не станет.
Однако, оставшись за столом пиршественным, где отроки сгребали объедки, чтобы вынести нищим, уводили захмелевших бояр и дружинников, несших спьяну всякую нелепицу, князь трезво сказал воеводам и боярам приближенным:
– А никуды не денешься! К вере какой-то прибиваться нужно!
– Да к православной и нужно, – сказал Добрыня. – Чего тут думать?
– Под греков? – зло ощерился князь. – Из огня да в полымя? Из одного ярма – в другое? Чем византийцы хазар лучше?
– Вот был бы тут Илья, он бы тебе объяснил! – закричал Добрыня, не уступавший племяннику горячностью нрава. – Он бы в башку твою дубовую втемяшил, что вера к византийцам не причастна! Вера – одно, а Царьград – другое!
– Я в хомут византийский не полезу! – орал князь.
– Кто тебя в хомут тащит?! – не уступал ему воевода. – Дубинноголовый!
– Придут попы, а за ними слуги басилевса – вот тут и окажемся в запряжке византийской и пойдем воевати страны незнаемые кровью своею!
– Хватит вам собачиться! – спокойно сказал старый Сигурд. – А ты поговори с попами тайно. Может, они тебе что-то такое скажут, чего в других верах нет.
* * *
Илья выслушал эти рассказы несколько месяцев спустя и только крутил своей кудрявой, седеющей уже головой.
– Суесловы!
– Чего не так?
– Да не они веру выбирают, а Господь их по милосердию своему принимает. И будет не так, как князь хочет либо воевода, а так, как Господу угодно.
– А что Господу угодно, Илья Иваныч? – спрашивали его дружинники.
– То Господу и ведомо. А ты закон Божий исполняй – и не ошибешься.
– А в чем закон Его?
– Про то Церковь толкует.
* * *
– В чем закон ваш? – спрашивал князь Владимир православного священника, которого специально просил прислать из Греции. Византийцы прекрасно поняли, какого уровня должен быть проповедник, который требовался князю. Они послали монаха, болгарина по происхождению, который прекрасно владел славянским языком. Умный проповедник не стал говорить сразу о догматах веры, но, как советовали ему, начал катехизацию князя. То есть стал пересказывать содержание Библии. Догматы веры и символика обрядности открывались им князю постепенно. Монах не торопился и не старался сразу завоевать его расположение. Спокойный и образованный, он просто рассказывал… Хотя, вероятно, не просто… Вероятно, философ, имя которого не дошло до нас, был потрясающим оратором и педагогом. Он настолько завладел вниманием Владимира, что тот уже и дня не мыслил, который бы заканчивался без беседы с философом. Однако Владимир и здесь оставался верным себе. Импульсивный, горячий, крикливый, очень скорый на руку и любую расправу, он, словно старик, преисполненный самых страшных опасений и предположений, никогда не принимал сгоряча ни одного решения. Почти два года длились его беседы с философом, расспросы монахов, разговоры на богословские темы… А самое главное, многочисленные доносчики, которыми, по обычаю византийцев, был наводнен Киев, доносили ему все, что говорят и даже думают киевляне.