Илья Муромец. Святой богатырь (Алмазов) - страница 222

Здесь искусные византийцы научили киевскую дружину лазить на стены, пробивать бреши в толще каменных стен, делать подкопы, проламывать таранами ворота… Однако ни к баллистам, метавшим камни в города, ни к греческому огню – тайне из тайн византийцев – славян, варягов и русов близко не подпускали!

Русы нужны только как мечники или лучники. Их не щадили в учении, их не берегли и в бою. Здесь узнали киевские дружинники и воеводы горькую долю наемника.

Полтора года боев унесли треть шеститысячной армии. Илья Муромец да и другие воеводы, там, в Киеве, смотревшие на далекую Византию как на идеальную православную державу, самую сильную в мире, самую культурную, теперь вдоволь насмотрелись на оборотную сторону византийской цивилизации. В том числе и на страшный гнет духовный, который являла собой Церковь. Любой ромей постоянно находился под перекресным огнем бдительной слежки.

За ним следили не только армии государственных соглядатаев-осведомителей, а соседи и даже священники прихода, к которому он относился. Нельзя сказать, чтобы они нарушали тайну исповеди, но каждый монастырь и каждый храм являли собою еще и коммерческое предприятие. Монастыри имели громадное число мистиев – послушников-полурабов, которым запрещалось иметь семью. Церкви получали в подарок от вельмож земли и даже рабов…

– Нет в державе сей дыхания Божия! – сказал воеводам Илья. – Не такой мнилась мне держава наша, когда я на службу к князю Владимиру шел.

– Да не дай-то Бог, чтобы она такой стала! – в один голос согласились воеводы.

– У нас хоть и нет такого богатства, а не в пример как вольнее!

– Разносолов византийских нет, дак зато и смерды в такой скудости не бывают, как ромейский крестьянин.

– Земля тут обильна и щедра, а счастья людям нет и в ней, – сказал словно постаревший Сухман Одихмантьевич и добавил, помолчав: – Не по правде здесь люди живут и не по истине. И всяк всякого неволит.

Вдали от родных мест разноязыкая и пестрая по составу русская дружина сплавилась в мощную боевую единицу. Илья иногда думал о том, что именно она являет собою прообраз будущего народа, где люди разных племен и родов объединены одной верою и невольно, перейдя на общий язык славянский (правда, сильно изменившийся, впитавший множество неславянских слов), слились в единый новый народ.

Чувствовали это и дружинники. Они держались друг друга как за единственную надежду вернуться домой. За все время боев в Сицилии не было ни одного случая дезертирства. Хотя возможность уйти была. Могли уйти к варягам-норманнам, служившим Риму, варяги киевские. Не уходили! Могли уйти к арабам хазары-бродники, бывшие в корпусе. Не уходили и дрались с арабами яростно! Перетекая по сицилийским дорогам от города к городу, от боя к бою, мечтали дружинники о степях заднепровских, о метелице и обжигающем холоде сугробов.