– А как князь собирается решать вопрос престолонаследия? Кто будет наследником князя?
– Тот, кого князь сам назначит, – ответил Добрыня.
– То есть, – повторил этот вопрос ксендз Рейнборн, – никакой правды, по которой нужно дело сие творити, у князя нет? А что будет, если он одному престол доверит, а затем передумает? Ведь трон – это не просто стул, это войска и деньги… Неужели занимающий престол великий киевский так легко его отдаст? Неужели для того, чтобы оставить стол великий, ради коего тысячи жизней подданных и своих не жалеючи кладутся, достаточно повеления отцовского?
– Ежели так, – сказал византийский посол, – тогда вы – народ великий! Истинно по вере Христовой живущий!
А Илья подумал, увидев, как усмехнулся Ярослав, как сверкнул глазами Святополк: «Нет такого народа! И страшен сатана, ко злу человека прельщающий!»
И услышал ответ Добрыни:
– У нас все по правде Божеской будет. Глава миру – Бог, глава дому – отец! Все сыновья в послушании христианском и тишине пребудут!
Илья вздрогнул от этих слов, сказанных с детской верою и простодушием чистым сердцем и младенцем в душе Добрынею. Глянул он на княжичей, каждого в окружении своих воевод и бояр, и ужаснулся, что по слову Господню не будет.
– Хорошо! – сказал византийский дипломат. – А коли так случится, да продлит Господь лета великого князя киевского Владимира, что приключится ему смерть внезапная и не успеет он престол отдать тому, кому считает нужным? Как тогда?
– Тогда, как и в миру, по смерти отца дому главою становится старший сын! – сказал, помаргивая безмятежными старческими глазами, простодушный Добрынюшка. А от Ильи не ускользнули взгляды, которыми обменялись Святополк и Рейнборн. «Святополк ведь старший! – подумалось ему – Нелюбимый! Крови сумнительной, сын двух отцов, но старший!»
– Господи! – прошептал воевода. – Уведи мя от суеты мира сего, ибо не вмещает разум мой всей хитрости и прелести его сатанинской, но чует душа погибель, и провидит сердце кровь великую и страсти смертельные…
– А коли братья его старшинства не признают? – не отставал прилипчивый и умный византиец. – Ведь у каждого – войско, у каждого – удел свой!
– Да что мы, вовсе, что ли, дикари? Ведь мы закон Христов приняли! И в Святом его крещении пребываем! – закричал, разгневавшись по-стариковски, Добрыня.
«И Царьград пребывает! – подумал Илья. – А нигде столько преступлений из-за престолонаследия не творится, нигде таких мятежей и казней не бывает, как в Византии! А ведь все одного закона, все веры Христовой, и во Христа веруют истово, со тщанием и молитвой повсечасной! Господи, спаси меня, ибо изнемог ум мой!»