– На самом деле это две башни, служащие зеркальным отражением друг друга, светлая и темная. Полярные противоположности, как день и ночь. Одна не имеет смысла без другой, как и многое в нашем мире.
Отец пустился в объяснения, что идея эта пришла им благодаря шахматам, но Эйвери не слушала. Она смотрела наверх, на проекцию. Свет и тьма. Добро и зло. Правда и ложь. Эйвери могла назвать еще множество контрастов в своей «идеальной» жизни, окутанной мрачными секретами.
Гости перешептывались, называя проект башен роскошным, фантастическим. Всем не терпелось увидеть их воочию. Конечно, большинство отправятся на черно-белый бал в честь открытия: частные чартерные рейсы забронировали еще месяц назад. Все как с Башней в Рио четырьмя годами ранее или в Гонконге десятилетие назад. Но Эйвери не хотелось никуда ехать.
Вдруг ее слух полоснуло знакомое имя. Раздались новые аплодисменты. Эйвери потрясенно заморгала. Атлас, стоявший в противоположной стороне зала, тоже выглядел растерянным.
– Мой сын Атлас работает со мной уже несколько месяцев, – проговорил отец, даже не глядя в его сторону. – С гордостью хочу сообщить, что после открытия Зеркал он переедет в Дубай и встанет во главе всех дел. Надеюсь, вы не прочь поднять бокалы за новую башню и за Атласа!
– За Атласа! – выкрикнули гости.
Эйвери не могла собраться с мыслями. Голова шла кругом. Атлас переезжает в Дубай?
Она глянула в его сторону: невыносимо хотелось встретиться с ним взглядом. Но он, выполняя роль послушного сына, улыбался и принимал поздравления. Когда мимо пролетел поднос, Эйвери с такой силой бросила туда пустой бокал, что ножка раскололась надвое.
Несколько гостей одарили ее любопытными взглядами – что же вывело из себя всегда сдержанную Эйвери Фуллер? Но ховер-поднос улетел, унося прочь улику, к тому же ей сейчас было все равно. Она думала только об Атласе – и о его возможном переезде.
На планшете зажужжало входящее сообщение: «Не беспокойся. Я не поеду».
Бурлящие в душе тревоги и сомнения немного улеглись. Раз Атлас сказал, что не поедет, так оно и будет.
Все же Эйвери тревожили странные нотки в голосе отца. «С гордостью хочу сообщить…» – сказал он, но без всякой гордости. Папа смотрел на Атласа недоверчиво, будто проснулся и обнаружил, что последние тринадцать лет в его доме живет незнакомец.
Словно почувствовав взгляд Эйвери, Атлас посмотрел на нее. Она еле заметно тряхнула головой, пытаясь сказать: проблема не в нем, а в отце.
Возможно, Пирсон чувствовал, что между ними происходит нечто необычное. Или подозревал, но не мог признаться себе в этом.