Прямо в клинику я отправиться не могу, еще слишком рано, поэтому иду в итальянский ресторан на Бродвее, забиваюсь в самый дальний угол и заказываю ужин, есть который на самом деле мне вовсе не хочется. От страха сводит живот, но я все-таки заставляю себя проглотить половину ризотто. Зато выпиваю большой бокал красного вина, чтобы успокоиться. Впрочем, вино мне сейчас как слону дробина, и я по-прежнему чувствую себя трезвой как стеклышко.
К десяти вечера, просидев в ресторане сколько было возможно, выхожу на улицу и еще с час брожу, дымя электронной сигаретой, пока не начинает першить в горле. Пытаюсь сосредоточиться. И думать об Адели. Я знаю, что должна это сделать. Это важно. К тому же это ведь не будет взломом. С технической точки зрения. У меня есть ключи. Если кто-нибудь появится – господи боже мой, пожалуйста, только бы никто не появился! – можно сделать вид, что я просто зашла за какой-нибудь забытой вещью. О да, Луиза, разумеется, все нормальные люди всегда ходят в офисы по таким делам в двенадцатом часу ночи.
Улица, на которую я сворачиваю, кажется пугающе темной, и, кроме моих шагов, ничто не нарушает покой пустынной мостовой. Большинство зданий здесь заняты адвокатскими или бухгалтерскими конторами, и хотя кое-где верхние этажи отданы под квартиры, нигде ни огонька не пробивается сквозь тяжелые богатые шторы и дизайнерские жалюзи. Казалось бы, я должна радоваться, что меня никто не увидит, но по спине у меня бегут колючие мурашки, словно что-то из темноты наблюдает за мной. Я оглядываюсь через плечо, не в силах побороть ощущение, что там кто-то есть, но на улице по-прежнему ни души.
Трясущимися руками достаю из сумки ключи. Войти и выйти. В этом нет ничего сложного. Притворись Джеймсом Бондом. Ключи выскальзывают из моих пальцев и с грохотом приземляются на верхнюю ступеньку. Хороший из меня Джеймс Бонд, нечего сказать! И тем не менее я отпираю дверь и оказываюсь внутри. Сердце готово выскочить у меня из груди. Включаю свет и со всех ног бросаюсь к пульту сигнализации, который, попискивая, отсчитывает свои законные тридцать секунд до того, как разразится ад.
Я проделывала это сотни раз. Лицо у меня пылает, и я совершенно уверена, что на этот раз я введу неверный код, но мои пальцы уже привычно порхают над клавиатурой, и писк затихает. Стою столбом в состоянии странной угрюмой опустошенности, потом делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь унять сердцебиение. Я внутри. Мне ничего не грозит.
Направляюсь к кабинету Дэвида, стараясь по возможности нигде не зажигать свет. Я бывала здесь в одиночестве и раньше, и в темноте тоже – по утрам зимой, но сегодня я ощущаю себя в здании совершенно по-иному. Оно кажется недружелюбным, как будто я помешала ему спать и оно знает, что у меня больше нет права здесь находиться.