– Тебе стоило бы что-нибудь съесть, – замечаю я.
И мысленно добавляю: «Вместо того чтобы получать всю необходимую норму калорий из алкоголя».
– Адель, чего ты хочешь? На самом деле? – Он смотрит на меня с пьяным презрением. – Ради чего все это? Эта тюрьма, в которой мы живем?
Он заметно пьян, и впервые за долгое время я вижу в нем подлинную, неприкрытую агрессию.
– Я хочу быть с тобой.
Это чистая правда. Моя вечная правда.
Он смотрит на меня долгим взглядом, как будто пытается понять, что происходит у меня в голове, кто я на самом деле и какой новый ярлык можно на меня навесить, чтобы стало понятней – шизофреничка, социопатка, одержимая, просто окончательно чокнутая. Потом его плечи поникают от бессилия и отсутствия ответа.
– Я хочу развода, – говорит он. – Хочу положить этому конец. Всему этому.
Мог бы и не уточнять. Мы оба отлично понимаем, что он имеет в виду. Прошлое необходимо выкопать и похоронить, как полагается. Прошлое. Тело. Он уже говорил это прежде, но на этот раз у меня нет такой уверенности в том, что он передумает, когда протрезвеет, несмотря на все то, что я могу сделать. Несмотря на то, что я могу уничтожить его, если начну говорить.
– Если хочешь освежиться, ужин будет готов через десять минут, – говорю я.
Мое будничное поведение выбивает его из колеи куда эффективней, чем любые словесные угрозы.
– Ты ведь знала, кто она такая? – Он ненавидит меня. От него буквально разит этой ненавистью, сильнее даже, чем жалостью к самому себе. – Луиза. Ты знала это, когда знакомилась с ней.
Я озадаченно хмурю лоб:
– С чего вдруг это все? Откуда мне было знать, что она твоя пациентка?
Я вновь употребляю против него его же собственную ложь.
– Ты всегда все знаешь. Как тебе это удается?
Он произносит это с ожесточением, но все равно его голос звучит слабо. Жалобно. Это совершенно не мой Дэвид.
– Ты несешь какую-то ерунду. – Изображаю на лице тревожную озабоченность. – Ты что, пил? Ты же обещал, что не будешь столько пить. Ты дал слово!
– Адель, играй в свои игры. Играй. Я сыт по горло. Мне уже все равно. И ужин твой паршивый я есть не буду.
Последнюю фразу он произносит, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж. Что стало с человеком, в которого я влюбилась? Как глубоко он спрятан в теле этого пошатывающегося позорища? Я знаю, что он ходил к ней. Чтобы предостеречь. Он в самом деле ее любит, что, разумеется, с одной стороны, меня радует, а с другой – вызывает желание взять один из наших дорогущих кухонных ножей, подняться наверх и вырезать его мерзкое неблагодарное сердце. Давлю в себе это желание. Я никогда не смогу причинить зло Дэвиду, и я это знаю. Это крест, который мне придется нести.