– Спасибо, – бормочу я. – Ты мне очень помогла.
– Да не за что, всегда пожалуйста.
Она пытается завести со мной разговор про свидания и выяснить, не нарисовалась ли у меня на горизонте настоящая любовь, но мне не терпится поскорее уйти. Голова у меня идет кругом, и звонок Адели уже практически забыт. Я в самом деле была у Лоры. И в самом деле ее видела. Точно так же, как была в комнате Адама в ту ночь, когда он разлил воду.
Возвращаюсь на свой собственный диван, где Адам тут же утыкается мне под мышку, все еще не оправившись до конца от пережитого страха, когда у него никак не получалось меня добудиться. Тупо смотрю на мельтешение цветных кадров на экране, в то время как он мало-помалу увлекается происходящим в телевизоре. Каким образом вообще возможно то, что я проделала?
Лишь намного позже, уже ночью, когда я в одиночестве лежу в моей кровати, меня пронзает ужасная мысль. Кровь леденеет у меня в жилах.
Адам, который не может меня разбудить. Трясущий мои холодные руки. Совершенно уверенный, что со мной что-то не так. Я, подскакивающая в постели и хватающая ртом воздух. Отнюдь не естественное пробуждение.
Все в точности так, как было, когда я пыталась разбудить Адель.
Она соврала мне про вторую дверь.
Адель
Путь истинной любви действительно тернист. Я знаю это, как никто другой. И тем не менее я верю в нее, искренне верю, даже после всего, что произошло. Порой истинной любви нужно всего лишь немножко помочь. Уж что-что, а это у меня всегда получалось отлично.
Луиза
В девять тридцать утра понедельника, забросив Адама в группу пребывания, я жду поезда в Блэкхит. Я должна бы валиться с ног – с субботы я практически не спала, – но мой мозг кипит от вопросов и сомнений. Если Адель соврала про вторую дверь, это все меняет. О чем еще она соврала?
Усаживаюсь возле окна, одеревеневшая от напряжения, и немедленно принимаюсь теребить заусенцы. Два вопроса пламенеют в моем мозгу. Если у Адели есть вторая дверь и она может выходить из своего тела, куда она летает и много ли знает? Получилось что-то вроде стишка, и он безостановочно крутится у меня в голове в такт колесам поезда, несущего меня через Лондонский мост.
Разумеется, самый главный вопрос – это что она знает про нас с Дэвидом. Знает ли она вообще про нас с Дэвидом. Если знает, что ж, тогда… При мысли об этом мне становится тошно. Не укладывается в голове, что все, с такой готовностью принятое мной на веру, может быть неправдой. Господи, какой же дурой я была. Что я наделала. Письмо. Все подробности, которые я изложила в нем про Роба, Дэвида и Адель, – все улики, указывающие на него. Господи, оно может привести к настоящей катастрофе. Я вспоминаю наши с Софи посиделки у меня на балконе. Что она тогда сказала? «Хрупкая? Или ненормальная? Может, у нее в самом деле не все дома». Господи, господи, господи.