Назвать его состояние сном было сложно. Эльва плыл по границе между явью и небылью, различая все больше и больше странных деталей. Пещера. Белый замок с острыми шпилями, рассекающими облака. Незнакомое светлое строение - витражи, купола, кресты, - где играет глубокая, громкая, ритмичная музыка. Высокие скалы и провалы пещер. Человек, закованный в цепи, и зеленый цвет. Густой зеленый цвет, какой бывает лишь в середине весны, задолго до жаркого и беспощадного лета.
- Стой.
Парень не был уверен, что движется, и поэтому не мог подчиниться. Но чья-то теплая ладонь поймала его за локоть, дернула вниз - и Эльва рухнул в ледяную воду, под покров ужасного шторма.
Пока выбрался, успело стемнеть. Он устроился на песке, под слепым оком Шимры, и попробовал развести огонь. Горячая, яркая, неукротимая стихия дрожала, шипела и отказывалась жить неизвестно где, по соседству с глубоким морем.
- Кто ты?
Эльва осмотрелся, но обладателя мелодичного голоса не нашел. Если тот прятался, то делал это весьма умело. А если был всего лишь плодом воображения - что ж... во снах и не такое бывает.
Некромант убедился в правильности своих суждений, когда Шимра внезапно погасла, а песок исчез. Человеческое тело ушло в полет по неизведанному темному измерению, где звучали монотонные песни и перекликались трели соловьев.
- Уходи отсюда. Уходи. Это не твои сны!
От удара чем-то тяжелым в грудь Эльва совершил полный оборот в воздухе, вдохнул и... проснулся, рассеянно отметив, что на небе стало сотнями звезд больше. Беспокойные огоньки мерцали, поблескивали и походили на россыпь драгоценных камней - разноцветных, блеклых, сияющих, крупных и крохотных. Шимра вернулась на положенное ей место, а неподалеку от нее расположилась красавица-Дайра. Две луны озаряли пустошь мертвенным светом, и каждая привычная, нормальная деталь превратилась в преддверие кошмара.
Эхэльйо сидел под деревом и флегматично жевал помидор. Когда некромант встал, он отвлекся от этого занятия и полюбопытствовал:
- Что такого тебе пригрезилось? Ты стонал.
- Извини, - смутился парень. И, отвечая на вопрос, пожаловался: - Да разного рода бред. А ты почему не спишь?
- Я не нуждаюсь в отдыхе так, как люди, - улыбнулся проклятый. - К тому же после погружения в сон у меня зверски болит голова. То есть головы. И, пожалуй, зверски - это еще мягко сказано, потому что боль доводит меня до слез.
- До слез? - потрясенно повторил Эльва. - Серьезно? Я думал, эльфы не могут плакать.
- Могут, - пожал плечами Эхэльйо. - Но эта способность теряется со временем. Мы живем очень долго и практически не стареем, но грубеем душой. Нас становится невозможно разжалобить, обидеть, расстроить. В нынешнем своем теле, - он выпрямился и показал некроманту все четыре руки, - я осознал, каким равнодушным был раньше. И теперь хочу исправиться, хочу доказать, что даже эльфы бывают открытыми и свободными.