А возле кабинета стояла Елена. Всё с той же папкой в руках, всё так же прижимая её к груди, словно защищаясь от чего-то. И взгляд какой-то отрешённый, будто внутрь себя. И бледная, какая-то потерянная. Будто заблудившийся ребёнок в огромном мегаполисе. Баев как-то сразу это определил — и её потерянность, и скованность, и некоторую отчуждённость. Словно шла куда-то да и потерялась, заблудилась в лабиринтах улиц. Потерялась, как маленькая девочка в тёмном, дремучем лесу. Но, как ни блуждала она где-то там, внутри своей души, но, увидев Баева, сразу пришла в себя: взгляд и прояснился, и потеплел.
— Здравствуй ещё раз, Ким, — еле слышно произнесла женщина, смотря на него с грустью. А потом невольно зарделась вся, вдруг пошла пятнами, ибо показалось ей, что всю её пронзили острым, навылет, взглядом. Пронзили как остро заточенным клинком. В самое сердце. Она тихо охнула и покачнулась, но Ким уже был рядом и поддержал. Он так сейчас хотел тепла и участия, что готов был отдать за это всё на свете. И поэтому совершенно не думал, что творит своими способностями.
— Здравствуй, Леночка, — всю ласку, нежность, все нерастраченные чувства свои, всё, что в нём ещё оставалось от старого, полузабытого, вложил он сейчас в это «Леночка». — Пойдём, присядешь, родная.
И сам себе удивился: как просто и естественно у него это вышло — родная… А как же иначе? Конечно, родная!.. Увидеть, а потом и понять, и принять — это дорогого стоит. И он не собирался этим разбрасываться. Совершенно!
И чуть ли не на руках внёс женщину в кабинет.
Усадив гостью в своё кресло, сам пристроился в соседнем, в котором Ромка недавно сидел и курил, рассеянно поглядывая на чёрное небо за окном. Сердце сжалось… Он так отчётливо вдруг прочувствовал его остаточную ауру, что аж задохнулся от вошедшего в него, как зазубренный осколок, ощущения и переживания другого человека. Которого нет уже. Это было странно. Чересчур. И уже на пределе его сил.
— А Ромка где? — Елена пришла в себя, но не совсем: в голове по-прежнему туман, на сердце давила что-то тяжёлое, неприятное. С ужасом она осознала — это предчувствие беды. Близкой и… грядущей.
— Погиб… Час назад, — зачем-то добавил Ким. Совершенно безысходно, безнадёжно и тяжело упало это его «погиб», одним словом было соединено всё живое и нетленное с мёртвым, неизбежным.
— Что?.. — Елена выпрямилась и неверяще уставилась на Кима. Сердце в очередной раз сжалось, уже спазмом тоски.