Бухтины вологодские завиральные (Белов) - страница 15

Вот, брат, какие судьба иной раз повороты делает. И самому дивно. Мой Кабысдох домой явился раньше меня, будто ничего и не было. На таких собачаров и надеяться нечего. Только хлеб едят, да в глаза глядят, да хвостом юлят. Сами того и гляди обманут.

Купим новую

Вот ведь не поверишь, а все равно расскажу. Был у меня один знакомый медведь. Истинно говорю. Каких только знакомых у меня не было, за жизнь-то. Этот был самый памятный. В какой мы с ним дружбе жили! Гостились одно время. Самостоятельный был, покойная головушка, век не забыть. Не веришь? Э, брат, в нашем лесу и не то можно увидеть. Бывают и почище события. Люди говорят: "Ты, Барахвостов, весь изоврался. Вомелы*. Ни одному твоему слову верить нельзя, у тебя что ни слово, то и бухтина".- "Хорошо,- говорю.Согласен". Я тоже не святой, иной раз немножко прибавишь и от себя. Промашки бывают, не скажу. Число, бывает, перепута-ешь, за имена тоже не ручаюсь. А в основном и главном - сущая правда. Бывало...

Да. Так вот насчет медведя. Осенью ходил я на лабаза**. Один. Мой Кабысдох заболел, объелся пареной брюквой. Одну зарю сижу, другую. Сидишь, сидишь да и про медведя забудешь. Птичек слушаешь. Помню, с лабазов слез, пошел домой с песнями. Чекушку ополовинил. Иду по пустоши, пою. Вдруг навстречу медведь. "Стой! - кричу.- Шаг влево, шаг вправо считается побег!" Он поглядел да как начал в меня плевать! Я одной рукой вытираюсь, другой наставляю ружье. Ружье оказалось незаряженным. Медведь меня маленько помял, отступился. Вспотел. Ружье за дуло схватил да как даст о березу! Берданка вдребезги. Сам пошел в лес. Я сижу на дороге, в траве щупаю. Оборвал, охломон, все пуговицы. Кричу ему: "Стой, не ходи! Давай посидим в открытую!" Не слушает, идет все дальше, только треск стоит. Я опять: "Воротись! - говорю.- У меня есть маленько, вроде не вся пролилась". Слышу - сучки трещать перестали. Видать, сделал остановку. "Ей-богу, немножко осталось!" Слышу - идет обратно. Подошел, сел задним местом около меня. Все еще глядит в сторону. Я ему чекушку подал, он выпил прямо из горлышка. Лапой машет, от хлеба отказывается: мол, хорошо и так, без закуски. Я остаток допил, спрашиваю: "Вот ты всю зиму спишь, не кушаешь. Хлеба тебе не надо. Как это у тебя ловко выходит? Мне бы со своими так выучиться". Лапой, как человек, отмахнулся: мол, завидовать нечему, всю зиму крючком. Тоже не сладко "Не куришь?" - спрашиваю. Мордой мотает отрицательно. Я опять за свое: "Открой секрет. Семья,- говорю,- большая, на всю зиму завалились бы, любо-дорого". Он встал, подошел к березе. Собрал от ружья все щепочки. Дуло там, накладку. Вижу - щепочку к щепочке прикладывает. Говорю: "Шут с ней, наплюнь! Купим новую". От дороги подальше отошли, сидели до темной поры, в магазин бегал два или три раза.