Бой продолжался. На поляне то и дело бухали артиллерийские снаряды. Еще один разорвался совсем рядом с нашей батареей. Едва дым рассеялся, как раздался душераздирающий крик: «А-а-а!» Оглянувшись, я увидел, как командир огневого взвода лейтенант Речков, выбравшись из ровика, в котором находился во время обстрела, схватился за голову и бросился бежать по дороге, ведущей в тыл. Видать, нервы у него не выдержали, струсил, и он пустился наутек, совершенно не помня себя и ничего не видя перед собой. С возгласом: «Речков, Речков, стой!» — я бросился догонять его.
Преследование продолжалось несколько минут, пока беглец наконец не выдохся и не упал ничком вниз, все так же держась руками за голову. Опустившись рядом с ним на колени, я стал его упрекать: «Что же ты, Речков, так опозорил всю батарею. Ты же командир — пример для подчиненных». В гневе я что-то еще говорил ему, но, убедившись, что лейтенант совсем невменяем, оставил свои проповеди.
Забегая вперед, скажу: военный трибунал судил Речкова за трусость, его приговорили к десяти годам тюремного заключения, которые потом заменили отбыванием на фронте. Лейтенанта разжаловали до рядового, но оставили на батарее — телефонистом. На него жалко было смотреть, он опустился, стал нелюдимым и неразговорчивым. В ходе дальнейших боев Речков попал в какую-то другую часть, и я о нем больше ничего не слышал.
Мы же продолжали драться. Немцы опять зашевелились, не отказались от мысли пробиться вперед по этой самой дороге, на которой уже дымились броневик и два средних танка. Поводив «цейсом» по придорожному кустарнику, я обнаружил еще один замаскированный танк, который хотел обойти горящие машины, но застрял в трясине. Слышно было, как натужно, на высоких оборотах, работал его мотор, машина дергалась взад-вперед, натыкаясь на деревья, верхушки которых раскачивались во все стороны. Тут мы немцев и засекли.
Подготовив орудия, шарахнули фугасными снарядами и по этому танку. Машина задымила. А чтобы немцы не могли вести спасательные работы, выпустили по ним до десятка шрапнелей. На дороге, за поворотом, сразу все стихло.
Меня больше всего беспокоило отсутствие связи с командиром батареи, но решение у всех было твердое — стоять на занимаемых позициях и вести бой. Солнце нещадно палило, очень хотелось пить, но воды у нас не было, да и не до нее было: враг стоял в буквальном смысле «перед носом», и что он предпримет — неизвестно. Болотная же вода для употребления не годилась. Я уже подумывал о том, чтобы отправиться на поиски брошенных кухонь, но сейчас каждый человек был на счету. Создавалось впечатление: немецкие танки прорвались далеко вперед, оставив позади себя пехоту. Только окажись пехота сейчас на переднем крае, она бы обошла по болоту нашу батарею и смяла нас в считанные минуты.