В свете сих неприятных для нас событий, monsieur, обращаю еще раз ваше внимание на одно предприятие, затеянное в прошлом году в Италии; суть предприятия, как я уже докладывал вам, состоит в поддержке одной особы, владеющей некоторыми подлинными документами, подтверждающими ее высокое происхождение. А чтобы рассеять последние ваши сомнения, я прикладываю к моему письму историю, собственноручно составленную этой прелестной молодой женщиной. Сообщаю также, что во избежание недоразумений, которые может вызвать это дело, мною срочно вызван из Англии мой лучший агент…
Глава семьдесят шестая,
в которой Суворов плачет
Несмотря на усталость, я не спал почти всю ночь, растирая руками виски и ворочаясь; впечатления минувшего боя все еще мучили меня; я закрывал глаза – и мне снова представлялась безумная атака спагов на наши кареи и ухмыляющийся албанец с отрезанной головой донского казака в руках. Мушкатеры опять пели русские песни, но мне чудилось почему-то, что они поют латинскую ораторию, которую я слышал в Петербурге, на Царыцыном лугу:
Armatae face et anguibus
A caeco regno squallido
Furoris sociae barbari
Furiae venite ad nos.
Morte, flagello, stragibus
Vindictam tanti funeris
Irata nostra pectora
Я не выдержал, встал с лежанки и пошел к костру, но сбился с пути и вышел к калмыцкому вагенбургу. Калмыки варили в походном казане свою вонючую бурду – чай с бычьим жиром и солью; два молодых калмыка, раздевшись до пояса, боролись между собою, а остальные подбадривали их криками.
– Бичкн кенкргч! – закричали калмыки, увидев меня. – Сенька-кенкргч! Садись пить с нами чай…
Еле сдерживая отвращение, я пригубил ужасную жижу; вопреки моему представлению, питье оказалось вполне съедобным, я почувствовал себя уже не таким уставшим. Я посчитал приличным завести светскую беседу и стал спрашивать у калмыков, как же получилось так, что азиатский народ перекочевал к Волге, почему они приняли российское подданство и какому государю служат теперь те кочевники, которые несколько лет назад решили вернуться на родину, к границам Китая.
– Эрлик-хану, – сказал Чегодай, тоже выпивая чаю.
Должно быть, это могущественный восточный царь, подумал я тогда. Только потом из разговора я понял, что Эрлик-хан – это бог мертвых, монгольский Плутон. Почти всех калмыков по дороге перебили их заклятые враги – киргиз-кайсаки. Погибло более ста тысяч человек, в основном женщины, дети и старики. А еще ранее девять из десяти калмыков были убиты по приказу китайского императора. Из всего богатого и многочисленного народа уцелели только семьи, которые решили связать свою жизнь с Россией.