и защитить себя и свой народ от голода. И ты никогда, как бы ты ни старался, не изменишь человеческой природы, это так же невозможно, как сделать так, чтобы все люди рождались с тремя руками или одним глазом. Я с тобой во всем согласен. Я лишь отрицаю религию как причину… Религия только поплавок на воде…
– Всякая религия претендует на свою исключительность, и это порождает бесконечные войны между народами, – упрямствовал я.
– Нет! – махнул рукой старик, как если бы мы спорили о глупостях, о том, как правильно варить суп или с какого конца разбивать яйцо[337]. – Само существование народов и есть причина религии! Как иначе ты объяснишь, что у каждого народа собственная религия или, по крайней мере, особенное понимание традиции? Разве у вас, у московитов, нет старообрядцев, которые не признают никаких обычаев, кроме тех, что были взращены в заволжских лесах[338]? Разве немцы не придумали свою, лютеранскую разновидность христианства, которое отвечает только их немецкому характеру? Разве персы и друзы не назвались двунадесятниками[339], только чтобы не походить на арабов и турок? Нет, мой мальчик, твои рассуждения ошибочны. Никакой религии нет. Есть только государи, которые ловко манипулируют религиозными символами, что держать народы в покорности. Я знаю, о чем говорю. Это моя работа – править. Ты никогда не поймешь этого, пока сам не попробуешь. Вот почему я предлагаю тебе стать магометанином. Потому что это ничего не значит. Это просто формальность, расписка в долговой книжке, глупый росчерк пера, несколько пустых слов…
– Вы рассуждаете так цинично…
– Любой разумный человек рано или поздно начинает рассуждать цинично, – устало произнес хранитель печати. – Я когда-то был молод, как ты сейчас, и тоже был горячим и глупым. Я верил в Аллаха, в ислам, в величие османской нации, да. Но потом я увидел, что это просто обман. Что имамы и муллы с легкостью присваивают себе деньги общины, что янычары идут в бой с криком «Аллах акбар!» – а потом убегают с поля боя, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. И я познал горечь в сердце своем, оттого что моя вера не совпала с действительностью. И я сказал: теперь я буду верить только самому себе, только своему разуму и опыту. Разве ты не увидел и не познал того же самого? Разве та же горечь не посетила тебя? Я уверен, я знаю это, так же, как и то, что никаких богов нет, что ты такой же, как и я. А схожие люди должны заключать союзы, чтобы бороться вместе, за правое дело, ну или хотя бы за то дело, которое они считают правым…
– Не надо, прошу вас, – простонал я (в груди уже совсем всё горело). – Вы постоянно уводите разговор в сторону, вы придумываете доводы и откровенничаете о своей молодости, но все это только затем, чтобы подвести меня к нужному вам ответу на заданный вами вопрос, о том, не хочу ли я стать магометанином. Я повторю, повторю снова, и потом еще, в другой раз, и еще, и еще: я не буду магометанином…