Телевизор. Исповедь одного шпиона (Мячин) - страница 306

* * *

Она сидела на лавке прямо напротив меня, в каком-то потрепанном платьишке, давно утратившем свой первоначальный цвет; но ее лицо горело яркими пунцовыми розами, как горят осенняя заря или свежая кровь. Увидев меня, она вздрогнула и вдруг захохотала, как сумасшедшая, как человек, который поставил все свое состояние не на ту карту, и проиграл.

– Да, – сказала она, – это он.

То, что она говорила после, по-моему, даже не записывали. Следователи слушали ее слова с каким-то нервным наслаждением. Она говорила, что это я надоумил ее назваться дочерью Елисаветы Петровны, с целию захватить русский трон, что это я придумал этот заговор, и идею, о вселенской республике и великой революции, которая начнется в тот день, когда она станет императрицей, и именно я соблазнил ее и сделал ее своею любовницей, чтобы исполнить свою заветную мечту – стать повелителем всего мира. Она говорила, что я не человек, а Антихрист, что у меня есть удивительная способность видеть любые события на расстоянии, и что я могу даже проникать в прошлое и будущее людей. Она говорила, что я уже подчинил себе турецкого визиря и шведского короля, что мои приказы тайно выполняют Магомет и Королевский секрет, что это я был русским богом, вдохновившим Пугачева на его бунт, и именно я – тот бог, которому тайно поклоняются франкмасоны от Бостона до Лахора. Я слушал ее с тайным удовлетворением: наконец, кто-то признал меня и оценил все великое значение моей ничтожной личности. Господи Боже мой, наконец-то названо имя того, кто я есть; наконец-то я хоть кого-то соблазнил, и убил, и стал теперь, как и все люди, подлецом и злодеем. Аллилуйя. Аминь.

Они сломали ее, догадался я. Они держали ее, как и меня, несколько месяцев здесь, в Алексеевском равелине, в соседней камере, за стенкой с моим календарем, допрашивали ее, может быть, даже пытали, пытаясь узнать только одно: кто подтолкнул ее к заговору, кто подал ей идею мятежа. И она придумала указать на меня, просто из ненависти ко мне, из желания отомстить мне за то, что я не стал служить ей, а потом сбежал через окно.

– Эта женщина, – сказал я, – авантюристка и обманщица. Я не буду более ничего говорить. Вы можете поверить только ей или мне, мое слово против ее.

Глава сто пятнадцатая и последняя,

именуемая Богоматерь с младенцем

Однажды дверь моей камеры открылась, и вошел экспедитор Глазьев, который, еще когда я служил в Девятой экспедиции, написал обо мне докладную записку и которого я уже видел однажды на дуэли Батурина с Янковским. В руках его была толстая красная папка.