– Не переживай, мямря, – ощерился мужик. – Я тоже не верую. А чяму веровать-то? Сказкам поповским? Манифесту царскому? Мне россказни сии как паджырибок яловой карове… В том манифесте написано, шта дворяне и попы имеют всю власть над Россией, над простыми людьми, и число зверя выведено, три шестерки, сокрытые четыремя печатями. Получается, шта поповский бог есть перевёртух, а истинный бог кроется в народной душе… Правды нет… Всю правду попы из народа вытрясли…
– В чем же правда?
– В том, штобы всё по справедливости было устроено, – подумав немного, сказал разбойник, – штобы царь был народный, а не дворянский.
Господи, какая же простая и понятная теория, подумал я.
– Ежели царь будет народный, – спросил я, тоже подумав, – то кто же будет воевать? Сейчас воюют солдаты, из простого народа, по рекрутчине…
– Казаки будут воевать, – не задумываясь, отвечал мужик. – Казак, он с детства военный человек, а не строевой…
– А как же наука, медицина, астрономия…
Разбойник с усмешкой наклонил голову вбок и посмотрел на меня как на сумасшедшего: какая, мол, еще наука, не нужна никакая наука.
– Смотри, – сказал он и внезапно стал стягивать с ноги сапог, – видишь?
Резко шибануло гнилым запахом. Под портянками была почерневшая, местами до крови изуродованная нога.
– Вот где вся медицина, – пояснил аллегорию мужик. – После Бендер обнаружилась такая вот котлубань. А немецкий доктор сказал, шта всему виной климат, и штобы я лечился самостоятельно; я взял абшид[131], поехал домой, а меня в тюгулёвку, значится, как дезертира… И такая обида меня взяла… За шта же, говорю, братцы, мы кровь русскую проливали… Нам императорским именем секунд-майор Балакирев обещал по ста целковых за взятие турецкой крепости, а вместо тово на кукан посадили! Нет, сказал я, меня такие порядки не устраивают… Взбугрился и убёг… Шта же это такое, думаю, одни люди были в щетине, а стали в пуху, живут себе припеваючи, байдак бьют, а ты нищенствуешь, страдаешь ногою гнилой, а тебя при том еще и изменником называют… Нет, я так жить не буду, ежели русский закон немецкой пятой попирают…
Я молчал и ничего не говорил. Я подумал спросить про секунд-майора Балакирева, но испугался: вдруг обида мужика перекинется и на меня, он заподозрит меня в симпатии к секунд-майору и пырнет ножом…
– Ладно! – засмеялся мужик, положив каменья за пазуху и натянув сапог. – Прощевай, мямря! Бог даст, свидимся… Русский бог, народный, попомни же мое слово…
* * *
Мне удалось вынести из Чудова в сумке несколько незначительных рукописных сборников. На обратном пути я сбился с пути и вместо живого моста вышел к каменному