Многие летописи повторяют одна другую, а иные противоречат. Надо написать книгу, в которой всё было бы расписано по годам, и при этом не было бы разногласий. А потом присовокупить нашу жизнь.
– Нет, нет, ты что, – замахал руками Николай Николаевич, – нельзя писать историю!
– Отчего же?
– Оттого, что мы слабы и неразумны, и наши дела не идут ни в какое сравнение с деяниями древних. У них подвиги были, а у нас что? Срамной бунт? Человечество вымирает; пагубные страсти владеют разумом; обманщики и атеисты пользуются нашей слабостию; может быть, мы живем в последние дни…
– Николай Николаевич, – задумчиво проговорил я. – что вы думаете о видениях? Святой апостол Иоанн был в изгнании на острове Патмос, когда к нему явился ангел и велел передать послание семи церквам…
– Чтобы ты знал, – разозлился историограф, – весь этот бунт начался с того, что какому-то фабричному привиделась во сне Богородица, которая, якобы, сказала, что находящемуся на Варварских воротах Ее образу вот уже тридцать лет никто не пел молебнов и не ставил свечей, и Христос за это хотел послать на Москву каменный дождь, но Она умолила Его послать на Москву всего лишь трехмесячный мор. Этот фабричный поместился на Варварке, собирал деньги на какую-то всемирную свечу и рассказывал всем свой чудесный сон. Вокруг него собрался народ, и вот что из этого вышло – смертоубийство! Господи, за что…
Он вытер рукою слезу.
– Я не говорю о тёмных, непросвещенных людях, – возразил я. – Они находятся в плену предрассудков. Но что если подобные видения овладевают образованным человеком, – что это тогда? От природы это или от знания? Или еще от чего-то? Вы простите, я задаю дурацкие вопросы, потому что я устал, пока ехал в Черную Грязь…
– Вот я глупец! – заволновался Николай Николаевич. – Ты голоден, наверное… Пойдем в дом.
– Спасибо, Николай Николаевич, – сказал я. – Простите, что я пристаю к вам с дурацкими вопросами. Меня мучает тоска. Не поймите меня превратно. Мне почему-то легче среди немцев и чухонцев, а здесь, в Москве, я чувствую себя каким-то придавленным…
– Я напишу в коллегию, – сказал историограф, – что ты сберег старинные книги для потомков. Пойдем в дом. Князь Матвей Дмитриевич привез сюда из Молдавии виноград, персики, померанцы[134]. Они растут в оранжерее. Хочешь посмотреть?
– Конечно. А бенгальский фрукт ананас растет в оранжерее?
– Растет, наверное…
Вы очень добрый человек, Николай Николаевич, хотел сказать я, только очень боитесь беспорядка. По-вашему, во всем должен быть реестр; а по-моему никакого реестра и не нужно, нужно только, чтобы люди любили один другого и были братьями. Но не сказал.