– А мои снимки?
Хозяйка клуба помрачнела.
– Не уверена, что это необходимо. Прошлый раз ты неделю ходил мрачный как туча.
– Пьетро, что с него взять! Утонченная творческая натура. Я не такой. Да и время лечит…
Софи покачала головой, подошла к сейфу и достала из него бумажный конверт.
– Негативы тоже отдать? – спросила она после этого.
– Нет, – ответил я. – В негативах нет нужды.
В конверт я заглядывать не стал; мне хотелось посмотреть снимки наедине. И не здесь, не в клубе. Тут словно давили стены. Мне нужен был простор. Позарез нужен был!
– Жан-Пьер! – окликнула меня Софи, когда я направился к выходу. – Будет опрометчиво действовать вслепую. Сможешь что-нибудь разузнать о человеке, от которого избавился Стефан?
– Разумеется, кузина! – пообещал я. – Кто это был?
– Рудольф Дизель, инженер. Это все, что я о нем знаю.
– Когда от него… избавились?
– Три года назад, в апреле.
Я кивнул и вышел за дверь.
3
Клуб я покинул через черный ход. Постоял немного на заднем крыльце, задумчиво поглядывая по сторонам, затем сбежал по выщербленным ступенькам и сразу свернул в соседнюю подворотню.
Кругом – сырые стены, над головой – клочок неба и веревки с бельем. Крики и ругань в квартирах, навязчивый запах готовящейся еды. Темно, тесно, душно. Не думаю, что смог бы здесь жить. Да нет, точно бы не смог.
Задыхаюсь.
Прибавив шаг, я прошел пару дворов и вывернул к набережной канала Меритана, по ней и отправился дальше. Очень скоро дома расступились, и впереди замаячила ширь Ярдена. Я сделал глубокий вдох и замер, любуясь открывавшимся с обзорной площадки видом.
Ветер гнал сверкавшую на солнце рябь, паровые буксиры и самоходные баржи уверенно шли против течения, за ними стелились над водой косматые струи дыма. Тут же сновали прогулочные лодки и яхты. Медленно, очень медленно и солидно плыл пассажирский пароход. Вдалеке реку перечеркивала полоса протянувшегося от берега до берега моста.
Но главное – простор. И небо.
Небо и простор.
При этом Ярден не мог похвастаться ни особой красотой, ни прозрачностью вод. Сбросы промышленных предприятий, стоки очистных сооружений и уличные ливневые канализации отравляли реку, делали ее мутной и зловонной. У берега на поверхности колыхался мусор и блестели масляные пятна.
Появись Афродита из этой серой пены, и вряд ли кто-либо счел бы ее красавицей. Скорее уж наоборот.
Я открыл конверт и вытащил убранные в него фотоснимки.
Там – человек, весь в ожогах и порезах, но уже не свежих, а начавших подживать. На плече – след затянувшегося пулевого отверстия. И сгоревшее до костей лицо.