Да и другие тут — отводят глаза, заворачиваются в одеяла, зарываются в собственную одежду, как рыбы, что прячутся в ил. Вдалеке, в другом углу, на стуле сидит дедок. Зелёное женское пальто, размокшая ушанка. Стул принёс, по-видимому, из дома. Держит на руках какие-то перемотанные подушки. Каждый, убегая, что-то с собой тащил, он вот, похоже, решил, что без подушек отправляться куда-то не имеет никакого смысла. Паша оглядывается по сторонам, рассматривает публику. Кто-то спит на одеяле, прямо на полу, кто- то обкладывается сумками, чтоб ни одну не утащили, кто-то прикатил тележку. Но в основном вещей на руках немного. Понятно: спешили, хватали, что попадётся под руку. Прежде всего, документы и ценности. А теперь сидят и недоверчиво смотрят вокруг: с золотыми серёжками в кармане не очень-то хочется знакомиться с неизвестными возле камер хранения. Паша ловит эти взгляды — взгляды людей, у которых есть что отобрать, было бы желание, и которые поэтому уязвимы и беззащитны. Дома ты попробуй найди все эти браслеты и купюры. А здесь всё при них: хорошенько поройся в карманах или за пазухой — всё найдёшь, всё отберёшь. Они это сами понимают, потому и смотрят вокруг затравленно, скользят взглядом по чужим телам, а когда останавливаются на тебе, в глазах сразу появляется страх и враждебность. Пёс это тоже чувствует — никому он тут не нужен, никто его тут не удерживает, и рассчитывать здесь он может не столько на чьё-то великодушие, сколько на слабость. Наверное, поэтому и выбрал безошибочно Пашу.
+
На этот раз бьёт прямо над головой. Аж свет гаснет. В темноте женщины снова начинают выть. Пёс ещё глубже зарывается Паше под локоть. Паша тоже хотел бы спрятаться под чей-нибудь локоть, вот только нет такого локтя на этом вокзале. Через какое-то время свет появляется — лампы пульсируют, слабо освещая коридор. Женщины сразу успокаиваются: кто-то достаёт еду, кто-то копается в сумках, кто-то проверяет карманы. Паша не выдерживает, встаёт и направляется к выходу. Пёс, ясное дело, идёт за ним. Проходят по тёмному залу ожидания, смотрят в окна. Дым за высотками осел под дождём. На улице тихо, бить, похоже, прекратили. Дышать в зале стало ещё тяжелее. За окнами разливается тёмное серебро январского неба. Паша проталкивается к окну. Женщины недовольно следят за каждым его движением. Паша чувствует себя вором, вернувшимся на место преступления. Что я здесь стою? — думает он. — Чего жду? Сейчас прилетит что-нибудь, привалит плитой, никто не откопает. Когда там Алёша должен нас повести? Паша достаёт мобильник, смотрит, который час. Ещё полчаса времени. Куда он нас поведёт? Что за идея — переться по шпалам через промзону вместе с кучей баб? Далеко мы так дойдём? Давай, вали отсюда, говорит Паша сам себе и решительно идёт к двери. Перед дверью замирает. Чувствует, как по телу, от лёгких, прокатывается слабость и нерешительность. Но глубоко вдыхает, толкает дверь и выходит на улицу. Дверь за ним моментально закрывается. Но пёс тоже успевает выскользнуть.