— С кем договаривались?
— С папой. Перед его отъездом.
Паша вспоминает, как каждое утро собирается в школу, бредёт по коридору, сидит на кухне, и ему становится так плохо от этих воспоминаний, словно это ему кто-то звонит, а он даже ответить не может.
— Что у него за сигнал такой? — говорит про телефон сапёра. — Не мог что-нибудь поинтереснее себе поставить?
— Та ладно, — отвечает на это малой. — У тебя тоже не государственный гимн записан. Хотя мог бы и поставить, ты же учитель. Бюджетник.
— Для чего? — не понимает Паша.
— Для патриотического воспитания, — смеётся малой. — Ты вообще слова гимна хоть знаешь?
— Слушай, — снова переводит разговор Паша. — Забрать бы его, — кивает он в сторону тумана. — Что он там лежит?
— Ты дурак? — снова спрашивает малой. — По минам пойдёшь? Придёт весна, сойдёт снег — приберут.
— Да нет здесь никакого снега, — говорит на это Паша.
— Нет, — соглашается малой.
Сигнал тем временем затихает. Снова слышно только взрывы. Стоять на ветру холодно, такое впечатление, что туман затекает в рукава и карманы.
— Давай назад, — коротко говорит малой, разворачивается и идёт по направлению к саду.
+
— Павел Иванович, вы обещали помочь с водой, — говорит Нина.
Стоит в коридоре, будто специально их ждёт. Поясница обвязана шерстяным платком. Похожа на вахтёршу общежития. Причём мужского. Умрёт, но не пропустит никого чужого. Малой, опустив голову, проскальзывает к подвалу, в нору. А Паша остаётся, стоит, прячет глаза.
— Где вы были? — спрашивает Нина. Пытается говорить строго, однако голос уставший, как у жены, что всю ночь ждала мужа, но вот дождалась, и надо бы поругаться, только очень хочется спать.
— Нигде, — отвечает Паша. — Что с водой?
— Идите на кухню, — Нина всё же решает не ругаться, — там Валера. Валерий Петрович. Физрук, — путается она окончательно. — Позавтракаете заодно, — добавляет.
Валера-физрук сидит в столовой возле растопленной буржуйки, пьёт чай, читает старые газеты. Паша заходит, коротко здоровается. Столовая большая, полутёмная, холодная. Туман стоит за оконным стеклом, заглядывает в окно, как дети в аквариум со змеями. В углу аккуратно сложены запасы продуктов: крупы, макароны, консервы. На плите нагревается чёрный обгоревший чайник, похожий на сожжённый рейхстаг. Валера кивком головы показывает: садись, мол, чего стоишь. Сам сидит в чёрном, аккуратном, хотя и поношенном пальто. На столе перед ним лежит ушанка, как будто ею Валера собирается закусывать. Волосы на голове прилизанные и давно не мытые. Взгляд твёрдый, хотя и какой-то притушенный, сломанный. Видно, что человек он уверенный, принципиальный, просто сейчас обстоятельства складываются не лучшим образом, так что и оснований для принципиальности становится всё меньше. Хотя если вымыть голову, то и твёрдость, глядишь, вернулась бы. И ещё усы — подстриженные, жёлтые, прокуренные.