— Сидоренко, — раздался голос из приоткрытой двери.
Сергей встал со стула и прошел в кабинет председателя спорткомитета.
— Садитесь.
Люди, сидевшие в кабинете, опустили головы, отводя от него глаза.
— Сергей, вы должны нас понять правильно. Мы не желаем вам зла, — начал председатель, вертя в руке очки с толстыми стеклами. — Но мы вынуждены прибегнуть к этой мере.
Сергей молчал.
— Мы дисквалифицировали вас до конца сезона, Сергей. Пожалуйста, поймите нас правильно.
— Да что на тебя нашло, Сидоренко? Ты колотишь всех прямо смертным боем.
— Это же, в конце концов, спорт, а не уличная драка.
— Может у тебя есть к ним претензии? Личная вражда?
— Трое в больнице с травмами. Состояние Ганиева тяжелое.
— А если он умрет, Сидоренко? Ты же сядешь. Ты же его после гонга колотил. Тебя еле оттащили.
— Может ты с ним… того…
— Я его даже не знаю, — бросил Сергей, багровея.
— Вот что, Сергей, — заговорил председатель. — Вы отдохните, расслабьтесь. Поработайте где-нибудь. Спорт, знаете ли, — это спорт, и ринг — не место вымещения обид. Закончится срок, и все, милости просим назад.
— А на зарубежных промоутеров не рассчитывай пока, Сидоренко, после твоих подвигов они, минимум до осени, про тебя забыли.
— Спасибо за сообщение.
— А ты не огрызайся, Сидоренко, я тоже, знаешь ли, бывший боксер и всю эту кофемолку прошел с начала и до самого конца. Ты лучше слушай, что тебе говорят.
— Выслушал уже, спасибо. Могу идти?
— Тренировки не отменяются, — начал было тренер, но Сидоренко уже встал.
— А пошел ты, — походя просил он, выходя из кабинета и не прислушиваясь к шуму за спиной.
Он был злой на весь мир, считал, что к нему придираются несправедливо, шел, ни на кого не глядя и напролом, толкал плечом зазевавшихся и не спешивших уступать дорогу.
На улице он вдохнул воздух, прошел к месту парковки, с трудом вывел машину, сжатую с обоих сторон дорогими иномарками и поехал, зло сжимая руль.
Ему казалось, что все над ним смеются, все презирают: и постовой милиционер, и крутые владельцы «Мерседесов», и бедные прохожие. Он нарывался, срезал носы самым навороченным иномаркам и мечтал разбить чью-то голову. Но с ним почему-то не хотели связываться, и он продолжал беситься в одиночестве.
Хотелось есть. Теперь ему не надо следить за весом и можно хоть обожраться мучным. Зайдя в кафе в довольно-таки дорогом квартале, он заказал большую пиццу, кофе и сок и начал есть, поглядывая в окно.
«Обойдусь и без вас», — думал он, все еще кипя и не чувствуя вкуса. — «меня с радостью возьмет любой…».
Кто «любой», он не придумал и начал перебирать в уме свои возможности и таланты.