— Нет. Просто других книг нет.
— Поискать?
— Зачем? А почему ты в профи не пошел?
— После ранения ни один промоутер меня не возьмет, пока не подтвержу свое звание на ринге. А меня дисквалифицировали.
— Да. Хорошо ты подтверждал. До меня двое, да я — и все в больнице. А что с теми?
— Ничего. Дерутся. Видел вчера по телевизору. Знаешь, я сам не понял, что на меня находило на ринге. Я же тебя после гонга уже колотил.
— Зачем?
— Не знаю. Так, наверное. Меня от рефери еле оттащили. А позавчера парня одного за минуту отметелил. Так того хоть по делу. Бандит он, каких мало.
— Арестовали?
— Ну да. А вчера его отпустили даже без залога. Он избил моего друга.
— Это того, который в больнице?
— Да.
— А кто он?
— Мент. Я в больнице валялся с огнестрельным. Три недели. А он за это время жену мою похоронил. На свои деньги. Машину продал и похоронил. А я думал — ее вместе с бомжами и бродягами.
— Родных нет?
— Нет. Одна бабка. 80 лет. Толку от нее. Понимаешь — Ира моя беременная была, а они ее застрелили. Она и умерла у него на руках, а я рядом без памяти валялся с пулей в легком.
Рука Радика безошибочно опустилась на плечо Сергея.
— Да, ты тоже хлебнул.
— Хватило. Думал, сдохну, а он меня к себе привел. Я у него долго жил, пока к одной не переехал. А сейчас снова у него. Слушай, хочешь, я к тебе паренька одного приведу. Максима. Сын его брата. Такой паренек хороший.
— Веди, если пойдет. Я сейчас всем рад.
— А знаешь, ты с ним подружишься. Славный пацаненок. В институт поступает.
— Главное, чтобы он не сбежал.
— Нет. Есть в тебе что-то такое, к чему тянутся люди. Вот во мне этого нет. Я со школы никому не уступал дороги — таких просто боятся. Я ты совсем другой человек. Что-то такое в тебе, сам не знаю.
— Да нет во мне ничего. Теперь вот и глаз нет.
Радик убрал руку с плеча Сергея и застыл, глядя перед собой, и Сергей впервые осмелился посмотреть ему в глаза. Темно — карие, густого цвета черного шоколада, они были живые, словно зрячие.
— Слушай, Радь, а врачи тебя осматривали?
— Я им уже надоел.
— Нет, правда. Настоящие. Профессора.
— Дядя возил.
— И что же? Нельзя восстановить?
— Нет.
— А если чужие? Как это?
— Трансплантация. Нет. Глаза у меня нормальные. Что-то с нервом.
— Из-за удара?
— Да.
— Радик…
— Что?
— Представляю, как ты меня сейчас ненавидишь.
— За что? Просто ты оказался сильнее. Это же спорт. И дядя Эрик так сказал.
— Глупости. Знаешь, изо всех, с кем мне пришлось драться, ты был самый опасный противник.
— Ну уж скажешь. Я знаю свой недостаток. Напора во мне не было, злости. А какой боец без злости.