— А отец?
— Папа умер. Сердце. После аварии он принял много обезболивающего, а это разрушает сердце. Я тогда сдавала сессию. Приехала домой и увидела могилу.
— Давно?
— Два года назад.
Я дотронулся до ее вздрогнувшей руки.
— Так мы и живем.
— А новички?
— По-разному. К нам же попадают и алкоголики, и наркоманы. Андрей бог в этой области. Совсем опустившихся он держит в изоляции, пока они не выздоровеют.
— А. Я, лично, не наркоман и выпиваю только по праздникам.
— Ну и хорошо. Вы хотите остаться?
— Не знаю. А могут не принять?
— Теперь я не знаю. Все решает Андрей.
— Апостол?
— Эти журналисты просто трепачи.
— А тот рыжий?
— А. Петр Васильев. Он комбайнер. Жена бросила его, он спился. Случайно нашел нас и остался. Про кого еще рассказать?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Там есть еще два Якова, Иван и Варфоломей.
— Кто это? У нас есть только Иван Бережков, Ванечка, ему 7 лет. А остальных я не знаю.
— Я тоже.
— Вы шутите?
— Наверное. А какие у вас есть машины?
— Только старый микроавтобус «Рафик». Мы на нем привозим продукты и возим на продажу излишки картошки. А почему вы спросили про машины?
— Опять «вы»?
— Простите.
Настя смешалась и рассмеялась.
— Ого, молодежь, у вас весело.
Мы подняли головы. Андрей стоял на пороге и прикрывал за собой дверь.
— Вот что, Серега, пойдем со мной, потолкуем за жизнь.
Я с готовностью поднялся. Настя — тоже.
— А у тебя, Настенька, как дела? Как ходишь?
— Хорошо.
— Вот и хорошо. Ты береги себя, скоро наше пополнение рожать будешь. Идем, Серега, тебе повезло с доктором.
Я вышел за Андреем из комнаты. Мы не стали никуда заходить, а сели на завалинку соседнего дома.
— Ты, парень, не курил бы, и так у тебя легкое задето. В первые дни ты кровью кашлял.
Я с готовностью кивал.
Андрей не спешил продолжать. Я тоже молчал. Наконец он кашлянул в раздумье.
— Ты, вообще, как на жизнь смотришь? У нас останешься?
— Я вам много должен?
— Ты о чем?
— Ну, плата за лечение. За место. Еда там…
— Ты что, парень. У нас же коммуна.
— Да как-то непривычно. Не то время.
— Неважно. Мы здесь живем по другим законам, — Андрей встал. — Ты подумай. Если останешься, рады будем принять тебя жильцом нашей общины.
— Я думал, у вас — братья.
— Какие братья? — он обернулся.
— Как в монастыре.
— В сущности: все люди братья, а мы жильцы нашего общего дома. Да, кстати, ты женат?
— Да нет. Живу с матерью.
— Позвонить ей не хочешь?
— Не к спеху.
— А где твой телефон? Когда мы тебя нашли, при тебе его не было.
— Я потерял его дня за два. По пьяни.
— Ладно. Отдыхай, поправляйся. Все это наживное, главное — ты живой.
— Точно.
Он ушел, а я остался сидеть на завалинке и размышлять о жизни, как сказал бы Андрей. И тут я увидел Светку Головину. Она в том же свитере, что и на фотографии и голубых джинсах, шла прямо ко мне со стороны леса. Шла упруго, той слегка дерганной походкой, как модно теперь у молодых. Кроссовки ее были в грязи, а в руках она несла небольшое пластмассовое ведро. Позади нее раздались голоса и еще трое молодых людей появились из леса: два парня и девушка, все с такими же ведрами.