– Спасибо, что помогли, – всё же произнесла она, понимая, что просто молча уйти будет совсем невежливо.
– Не за что, – кивнул он. – Но будьте внимательнее, барышня.
Старомодный какой. Барышней всё зовёт. А ещё странное ощущение, словно его где-то видела. Только где?
Он отошёл, напевая что-то себе под нос. Тамила некоторое время смотрела на него, потом пожала плечами и покинула магазин, выбросив из головы странные разговоры. Корженевская сейчас будет рвать и метать, потому что ожидание, пожалуй, затянулось.
На улице царила приятная прохлада, Лиза посматривала на часы и мерила шагами узенькую площадку перед супермаркетом.
– О! Ты что там, потерялась?
– Не умничай, – буркнула Тамила. – На, забирай своё, и пошли. Тот мужик из очереди пытался читать морали.
На лице Корженевской отразилось искреннее изумление:
– Чего это? Мы вроде никого не задели.
– Да, но ты же знаешь, некоторые считают своим долгом…
За спиной раздался неприятный скрип. А потом страшный визг, от которого всё похолодело внутри. Но этот звук был исторгнут явно не из человеческого горла.
Тамила медленно обернулась и закрыла рот рукой. Стеклянные двери супермаркета зажали между собой её недавнего собеседника. Звук не повторялся. Она поняла, что просто не сработали сенсоры. Прошёл миг, человек вдруг исчез, а вместо дверей разверзлась тёмная пропасть, из которой вдруг потянуло могильным холодом. Казалось, что пропасть тянет к себе, зовёт и манит.
Тамиле стало не по себе, воздуха не хватало, а асфальт вдруг оказался перед глазами.
«Как быстро», – только и успела подумать она и тут же провалилась во тьму.
Тьма… Тьма была живой. Она пульсировала, растекалась, словно нефть, по чистой воде, дразнила и завораживала цветными пятнами. Сквозь тьму на Тамилу смотрели глаза. Она не могла чётко рассмотреть их, но прекрасно понимала, что находится здесь не одна.
Изучают. Оценивают. Сравнивают то, что было и что получилось. Довольны ли результатом – не понять. Вокруг тишина. Слышно только, как бьётся собственное сердце. Тамила знает, что должна молчать. Если она спросит, всё потеряет смысл, а темнота хлынет в её лёгкие.
– Выросла, – прошелестел еле слышный голос. – Но всё та же…
Сердце заколотилось, ладони взмокли. Хотелось сжаться в клубочек и не слышать этого голоса. Пусть молчит! Пусть больше ничего не говорит!
– Пошли со мной, назад… – шёпот пробежался тысячами муравьиных лапок под кожей.
– Нет! – крикнула она. – Нет! Убирайся!
– Ага, сейчас, – неожиданно раздался озлобленный голос Корженевской, и хлёсткая пощёчина обожгла щёку.