Молодой мужчина с короткой, аккуратной бородкой и густыми волнистыми волосами, смотрел на Город с балкона центрального здания Резиденции. Оно возвышалось над всем на многие дни пути вокруг и его взгляд, охватывавший открывшуюся панораму, был словно у старого язычника, глядящего на зарываемый для своего посмертия клад. Несмотря на стены зданий он мог бы увидеть тут каждого человека, а в кажущимся хаосе повседневной возни разглядеть связи, из которых складывается организм существа, именуемого Истинный Иерусалим. Стоило ему захотеть, и он бы знал все, о любой из его частичек-жителей. Он знал, кто из них любил его, а кто считал безумным тираном, так же как знал, что ни один из них не скажет и слова против Слуги Слуг Господних Бенедикта, Первого и Единственного Папы Иерусалимского. Он помнил все, что довелось пережить этому городу. Первых людей, пришедших вместе с ним. Как маленький, полуразрушенный поселок разрастался, обзаводился стенами и притягивал к себе все больше и больше народу. Он помнил и первые битвы за власть, залившие еще деревянную тогда брусчатку потоками крови. Все эти улицы полнились историей. Его историей и историей людей что вставали рядом с ним и против него. Сейчас перед ним проносились все яркие картины прошлого, которые только могла дать подкрепляемая этим миром память.
Раньше все это вызывало в нем гордость и духовный подъем от того, что некогда бывший архипресвитер смог взлетать так высоко и объединил мириады людей под своей рукой. Что смог наладить их жизнь и устроить систему, позволившую не только выживать, но и даже процветать. Он смог создать механизм, сделавший возможным существование Иерусалима, и обеспечивающий его всем необходимым. Но сейчас он ощущал себя Императором Нероном, точно знающим, когда и где вспыхнет искра пожара, который пожрет величайший из существующих городов. И это знание ему не нравилось.
Глава 4. Николас-Джонни. Хвала Господу и алебарде!
Туман появился внезапно, как будто небо упало на землю, даже полная луна не могла пробиться через это марево. Пах туман чем-то неестественным, кислым, слово вскипело прокисшее мыльное пиво. Звуки тонули в нем и Николас не мог различить ничего, кроме собственного дыхания. Не осознавая, что делает, он с силой сжал древко алебарды. Тишина длилась целую вечность, возможно и солнце давно уже встало, но проклятый туман не давал ему осветить землю. Неожиданный звук, раздавшийся со стороны лагеря, был каким-то странным. Рев не походил на побудочный рожок: низкий, урчащий он раскатывался над самой землей заставляя ноги дрожать. Николас сорвался с поста и бросился к своим, почти сразу вбежав в круг света от пылающего шатра, что рухнул на жаровню. Полотно шевелилось и из-под него доносились крики. Рев повторился и тут же вслед за ним истошный визг. Щелчок арбалета отозвался жалобным «бздынь» на оковке древка, которое все еще сжимал Ник, и с силой рванул его, заставив постового сделать шаг назад. Человек, спустя секунду пробежавший мимо него, только кинул на парня быстрый взгляд что-то буркнув про проклятый туман и щенков, которым раздали оружие. Ник, сжав покрепче спасшую его алебарду, бросился вслед за ним. Рев раздался снова и намного громче чем до этого, в нем звучало омерзительное клокотание, вызывавшее тошноту сильнее, чем запах тумана.