– Вот же гад! – зло произнёс всадник, сплюнув на дорогу. – Убёг всё-таки, сволочь! А всё прикидывался идейным, тьфу, твою мать! Вот и верь после этого людям на слово.
– А что он натворил? – поинтересовался Прокоп Силантьевич. – Чего вы его так ищите? Если б знать, я ба его стянул с коня за штаны плисовые.
– Точно, он! Я ещё сомневался, а раз ты говоришь за штаны плисовые, то точно, он!
Мужчина сделал, было, попытку слезть с коня, но почему-то передумал.
– Сбёг! Вот что натворил. Отправил мужиков подогнать на площадь, а сам… Вот же гад! – в который раз заматерился всадник.
– И как теперь перед Николаем Павловичем оправдываться? Вот незадача.
Дед Прокоп сворачивал самокрутку трясущими руками, просыпал табак на землю, смотрел вслед ускакавшим повстанцам.
– Кажись, пронесло, слава тебе Господи, – перекрестился, потом секунду-другую прислушивался к себе и вдруг произнёс:
– Кажись, и меня пронесло, итить твою в коромысло, как у плохого солдата перед боем. А тут после, – столкал недокрученную папиросу обратно в кисет, резво побежал за хлев, на ходу развязывая бечёвку на холщёвых штанах, шоркая лаптями по земле.
Последние зёрна овса бросили в землю, когда регулярные части уже преследовали отступающих повстанцев, как раз после Троицы.
Сначала через Вишенки прошли остатки отряда из Смоленской губернии. Следом по своим домам разбежались мужики с Вишенок, Борков, Слободы. И когда вечером кавалерийский эскадрон Красной армии вошёл в деревню, уже ничто не напоминало о том, что часть жителей поддерживала повстанцев.
– Ну-ка, скажи, батя, – к Щербичу, как старосте деревни, обратился командир эскадрона, не сходя с коня, – у тебя есть список, кто воевал против советской власти?
– С чего это? Я не приставлен следить за людьми.
– Это твоё упущение, – командир рукояткой нагайки коснулся плеча Макара Егоровича, пытаясь приподнять голову за подбородок. – И ты его сейчас исправишь, напишешь.
И тон, и само требование настолько обидно прозвучали для старосты, что его передёрнуло.
– Потрудитесь сойти с коня и разговаривать со мной как с должностным лицом! – еле сдерживая себя, произнёс Щербич, пристально глядя снизу вверх. – Я с вами коров не пас и собак не крестил, к счастью!
– Вот как ты разговариваешь с командиром Красной армии? – военный всё же соскочил с коня, передал повод ординарцу. – Та-ак! Ну-ка, ну-ка, говори дальше, недобитый буржуй!
Макар Егорович краем глаза видел, как вокруг них образовалась плотная толпа местных мужиков, чувствовал их молчаливую поддержку, готовность прийти на помощь. И понимал, что нельзя давать повод для лишнего конфликта. Стоило ему вот сейчас пойти на обострение, и неизвестно, чем это может закончиться. Поэтому попытался сгладить ситуацию.