А ночи и на самом деле стали холодными, зябкими, даром, что шла вторая половина июля. Тянуло сырым, пронизывающим ветром с запахом соли и ещё чего-то, неведомым раньше Глафирой. А днём было тепло, даже жарко, а то и душно от болотной сырости.
В дороге старалась не думать ни о себе, не об оставленных Вишенках. Шла, монотонно переставляя ноги, только любовалась раскинувшимися перед ней красотами.
И правда! Такого она никогда бы не увидела у себя дома. Там, в Вишенках, тоже красиво, она любит свою деревеньку, окрестности, речку Деснянку. Но та красота как будто ограниченная, урезанная обступившим густым лесом, в котором ты теряешься, не видишь, что дальше, за деревьями.
А здесь напротив: чего только стоят раскинувшиеся возвышенности, сопки, что кажутся Глаше высоченными горами, а ты среди них как на ладони. И красота неохватная, необычная для неё, родившейся на равнине. Благодаря сопкам она как будто раздвинулась вширь и вдаль, и в высоту. Куда ни кинь взор, сердце замирает от красоты, от простора. Сейчас-то она как никогда понимает монахов, что выбрали себе именно вот такие места для общения с Богом.
К концу третьих суток пути в лучах заходящего солнца увидела огромную скалу, что нависла над трактом. Если бы ещё ей и руки, то могло бы показаться, что эта каменная глыбища пытается схватить путника, таким страшным был наклон над дорогой.
Переночевала под скалой вместе с такими же паломниками, что уже шли, возвращались обратно, и рано поутру, ещё до восхода солнца, вышла за сопку на берег Мяйяозера, долго стояла, смотрела, изучала. Готовила себя к последнему, решающему переходу в своих скитаниях.
Не сказать, что очень большое, противоположный берег просматривался хорошо, озеро лежало между сопок. Чистую озёрную гладь рябило от ветра мелкими волнами, и потому она мерцала в лучах только что взошедшего солнца. Вдоль правого от тракта берега шёл скалистый увал. Петлял вдоль озера, то опускаясь книзу, исчезая из поля зрения, то поднимаясь куда-то ввысь, почти до уровня рядом стоящих сопок. В самом конце упирался в густые сосны, что росли уступами выше и выше, и там терялся, исчезал. Перекрестившись на восток, на утреннюю зарю, решительно шагнула на увал, пошла.
К первой протоке подошла, когда солнце ещё не успело высушить росу на камнях, и они сыро блестели, отливая стеклянной поверхностью. Шириной сажени три-четыре, с чистой, прозрачной водой, в которой хорошо просматривались донные камни-валуны, но с очень быстрым течением, она поначалу испугала Глашу. Присев на скользкий, поросший мхом камень, женщина сидела, никак не решаясь ступить в холодную, бурлящую воду. Поискала по берегу глазами, нашла кем-то брошенную длинную палку-слегу. Видно, ею всегда пользовались путники, что ходили в скит к старцу Афиногену.