— Ты любишь его даже в своей ненависти, мама.
— Так и есть, — ответила она после нескольких минут молчания. — Я всегда буду любить твоего отца. Но одна из причин, почему я так переживала за тебя, так это потому, что ты и есть твой отец. С тобой трудно, и у тебя всегда был его взгляд. Ты, как и он, защищаешь тех, кого любишь, пусть и таким варварским способом. Ты упертая и безрассудная, Донна. Еще ты смелая. И как бы я не пыталась увести тебя от той жизни, я поняла, что ты всегда будешь дочерью Нейта Картера в сотни раз больше, чем моей.
— Я любила тебя, мам, — прошептала я, вытирая слезы. — Я всегда буду любить тебя.
— Я знаю, милая, — услышала я улыбку. — Я знаю, Донна, но ты всегда будешь Картер, и я не смогу изменить этого, даже ценой своей жизни.
— Я говорила с ним.
— Я уже поняла это, но, знаешь, что бы ни подтолкнуло тебя к этому звонку, не смей думать о том, что не выберешься, Донна. Ты выдержишь.
Чарльз Буковский сказал: «Я слишком хорошо знаю свои недостатки, чтобы требовать взаимной любви».
Кажется, мое призвание — ломать и терять все хорошее, что случается со мной. Японцы называют это «икигай», что означает «то, что придает жизни смысл и заставляет просыпаться по утрам с радостью». Радостью тут, конечно, не пахнет, но кажется, что, что бы я ни делала, ничего надолго не задерживается рядом со мной, по крайней мере хорошее.
Я взяла телефон и позвонила ему, даже понимая, что, скорее всего, я попаду на голосовую почту.
— Донна, — услышала я голос Адама спустя два гудка. — Что-то случилось?
— Да, — сказала шепотом. — Я поговорила в первый и последний раз со своим отцом. И из всех людей, которых знаю, хочу именно тебе рассказать. Но самое смешное, что рассказывать нечего.
— Донна, все, что было между нами, не изменилось, но я просто не могу. Я не могу понять, как та женщина, которую я знаю, может так отличаться от той, которая есть на бумагах? Мне просто кажется, что я совсем тебя не знаю.
— Мне кажется, что я сама себя не знаю, Адам.
Я услышала женский голос из трубки Адама, и мое сердце разбилось.
— Кто там? Ты там с кем-то?
— Ты, — вздохнул Адам. — Всегда. Только ты. Я знаю, что твоя грудь быстро поднимается и опускается сейчас, и я хочу, чтобы ты сейчас была в моей постели. Голая. Я бы прижал тебя к себе, одной рукой сжимая твою шею, и притянул к себе поближе. Потом скользнул бы руками по твоей груди и начал бы двигать бедрами под ритм музыки, которую ты бы выбрала. Твое тело двигалось бы вместе со мной, Донна, и я бы воспользовался твоей беспомощностью и незащищенностью в этот момент. Ты бы делала все то, чего хотела больше всего.