Когда я уложила спать девочек, а Адам сделал это с Оливией, я сказала, что хочу поехать на кладбище. Именно когда было темно и поздно, и когда город погрузился в сон вместе с большинством его жителей, я поехала добавить последний паззл.
Эмили ехала по улицам с таким видом, словно дорога принадлежала лишь ей. Она была королевой улиц, и, наверное, главной женщиной для целой собственной вселенной нескольких десятков людей. Она постукивала пальцами по рулю в так песне, слов которых я не могла, да и не старалась разобрать. В своем мустанге Эмили выделялась среди прочих смертных. Я чувствовала, как горит моя кожа — то ли от быстрой езды и холодного ветра, то ли от самого понимая, куда я еду, и что мне предстоит сделать. Адам дал мне номер могилы и хотел поехать со мной прежде, чем сдался и отпустил с тем, кому доверяет. Мне нужно было попрощаться. И если Эмили даст мне поплакать или покричать, то только не Адам.
Мы вышли из машины и направились к могиле. Увидев ее, я подошла ближе, и мои ладони вспотели. Это так странно, быть на его могиле, не побывав на похоронах. Я провела пальцами по выгравированным буквам на склепе и присела напротив. Я успокоилась. Правда, успокоилась.
— Привет, — сказала я тихо. — Вот и произошло то, чего я столько лет боялась. Наверное, в жизни каждого есть человек, который не поддается логике, и у меня такой человек — ты, Алекс. Я всегда знала, что у нас не будет ни будущего, ни семьи, но ты все равно был полюсом притяжения. Моего притяжения. Животная страсть и разговоры. Поступки, которые мы совершали, были дикими, но все было всепоглощающим. Мы сходились и расходились, говорили, писали глупые смс-ки, но все же любили. И у нас есть потрясающая дочь, — вытерла я слезы. — У меня есть наша дочь. Я перестала любить тебя, но начала жалеть, Алекс. А всем известно, что любовь и жалость вещь несовместимы. И теперь вспоминаю эти моменты, воспоминания, словно из короткометражки прошлой жизни. Все началось из малого, Алекс. Началось из ничего. И этим же закончилось.
— Знаешь, я думаю он просто задавал себе не те вопросы, — услышала я голос Эмили, которая держала в руках бутылку вина и два бокала. — Это нам.
— В каком смысле?
— Он хотел тебя, но не хотел вашего ребенка. А значит, он не хотел тебя по-настоящему. Мужчина не может любить женщину и не любить ее ребенка.
— Но это был и его ребенок, — заплакала я. — Она была и его девочкой. Эмили, каждый раз, смотря на нее, я вижу его. Как и моя мать, когда раньше смотрела на меня. Она видела моего отца, Эмили. Во мне моя мать видела того, кого ненавидит, но я в Оливии вижу лишь счастье. Она сделала меня матерью, и я всегда ею буду, даже если столько лет не заслуживала, чтобы меня так называли.