Координаты в записи были старательно зачёркнуты, но направление я знал точно. На северо-восток от необитаемого острова. В сторону Бермудских островов.
Я на всякий случай скопировал карту и примечания на отдельный лист, дождался, пока высохнут чернила, свернул его в трубку и спрятал за пазухой. Теперь оставалось только провести корабль к нужному месту, каким-то образом достать золото и смыться до того, как нас найдут крайне сердитые испанцы.
Наверху раздались довольные возгласы — «Левиафан» успешно миновал зону рифов, глубина резко увеличилась, да так, что лотлинем не измерить, и можно было не бояться сесть на мель или наскочить на камни. Матросы запели очередную шанти, чтоб веселее ставить паруса, и до меня доносились обрывки задорных матерных куплетов.
Теперь, когда у нас появилась конкретная цель, мы во весь опор мчались к островку, затерянному посреди океана. Я поёжился. Если бы Уилл высадил меня на таком, то меня давно бы уже обглодали крабы.
Я вышел наверх, разглядывая горизонт. Акватория здесь была усеяна мелкими островками, рифами, отмелями, зарослями плавучих водорослей, обломками и мусором. Здесь, к северу от Багам, сходились множество течений, унося с собой всё, что плавало в море поблизости. Здесь начинался Гольфстрим, пересекающий весь океан.
На землю спускалась ночь, принося с собой долгожданную прохладу. Я встал на носу корабля рядом с одним из матросов. Парень весь день высматривал рифы, и теперь сидел на бушприте, пожёвывая табак.
— Погано дело, сэр! — воскликнул он, скользнув по мне ленивым взглядом. — Недолго нам ещё на всех парусах идти.
— Это ещё почему? — спросил я, чтоб поддержать разговор. Я прекрасно видел туман, сгущающийся впереди.
— Туман впереди сгущается! Кто ж в тумане на всех парусах-то ходит! Ежели ещё и рифов здесь как блох на собаке, — матрос был рад порисоваться перед пришлым офицером-выскочкой, но меня совершенно не заботило его мнение.
— Пусть Уэйн решает, сколько ему парусов нужно. Скажет — ты ещё и лисели с топселями полезешь ставить.
Матрос фыркнул и отвернулся. Однако, он был прав, нет ничего хуже, чем напороться на что-нибудь в тумане. Бывало, целые эскадры пропадали в море, когда пытались пройти сквозь густой, белый как молоко, туман. Когда не видно даже верхушки мачт, когда приглушённые голоса звучат будто со всех сторон, а висящая в воздухе влага настолько холодна, что промораживает тебя до костей. Когда мир словно накрыт толстой пуховой периной.
Но конкретно этот туман был похож на белый могильный саван. «Левиафан» заблаговременно обстенил и убрал паруса, и мы медленно вошли в туман, разрезая его на седые клочья, которые тут же собирались обратно.