— Муэрте! Мертвец! — индеец что-то затараторил на ломаной смеси испанского и английского, но я понял только это.
Если бы не цепи, он наверняка убежал бы. Но деваться было некуда, и теперь он стоял передо мной и мелко дрожал, отводя глаза.
— В чём дело? О чём ты? — спросил я.
— А ну отойди, оборванец! — рявкнул торговец и стеганул индейца плетью. — С рабами разговаривать запрещено!
Торговец замахнулся было и на меня, но щелчок взводимого курка заставил его замереть, как кролика перед удавом.
— Я стражу позову, — произнёс он. Рука с плетью медленно опустилась.
Толпа начала потихоньку рассасываться.
— Не успеешь. Покупаю вот этого, — я указал на индейца. Тот, всё ещё охваченный ужасом, казалось, даже не заметил удара.
— Двадцать фунтов, — мгновенно ответил торговец. После слов о покупке он и его дружки заметно расслабились.
— Ты всё ещё у меня на мушке, дружище.
— Двенадцать, и ни одним песо меньше.
— Восемь, — предложил цену я. — Посмотри, он же сумасшедший. Кто даст двенадцать фунтов за безумца?
— Одиннадцать, — парировал работорговец и двумя пальцами потрогал бицепсы индейца. — Он довольно силён.
— Девять.
— Сойдёмся на десяти?
Я убрал пистолет и отсчитал монеты. Торговец хищно улыбнулся и отстегнул цепь. Индеец никак не отреагировал, по-прежнему стоя рядом с остальными рабами.
— А ну, пошёл! — рыкнул торговец, сталкивая его с помоста.
Я поймал индейца за руку и потащил куда подальше от этой площади, вездесущей толпы и любопытных глаз. Один из переулков Спаниш-тауна, старого района, подходил идеально. Я прижал индейца к стене и ткнул пистолетом ему в живот.
— Теперь говори, — тихим ровным голосом произнёс я.
Индеец испуганно хлопал ресницами, то и дело пытаясь вырваться.
— Помирать будешь долго, — вздохнул я.
— Т-ты уже мёртв! — заикаясь от волнения и отводя глаза, просипел он.
— Живее всех живых, — хмыкнул я.
Индеец снова затараторил, сбиваясь на родную речь.
— Помедленнее, чёрт тебя дери.
Он мотнул головой как лошадь на водопое, с шумом втянул воздух и, наверное, впервые за всё это время, внятно, на чистом английском, произнёс:
— Живой. Мертвец.
— Чушь собачья! — фыркнул я, — И ради этого я потратил десять фунтов!?
Он что-то пробормотал на своём языке, и кивнул куда-то в сторону моей груди.
— Говори нормально, — потребовал я.
— Мёртвый. Не живой. Сам такой сделался, — ответил индеец.
Говорил он с той пламенной убеждённостью, что свойственна только святым и безумцам.
— А вот он, например, тоже мёртвый? — я пистолетом указал в сторону пьяницы, что лежал за дверями таверны неподалёку от переулка.