Снег закружил вихрем, плотным покрывалом ложась на истерзанную землю, на каменную ограду, на пригорюнившийся Риверстейн. Пушистые снежинки завертелись в танце, касаясь мохнатыми лапками моих губ, волос, рук, звали за собой… Ласково оседали на ресницы, целовали мои глаза и таяли, стекали по щекам соленой влагой, щекотали кожу…
Я открыла глаза и улыбнулась. Все вокруг было белым-белым. Таким чистым, таким нетронутым, прекрасным.
И Ксеня, заваленная снегом, с пушистыми сугробиками на голове, плечах и ресницах тоже улыбалась.
Мы живы. И это хорошо.
Когда мы вошли в приют и спустились в нижний зал, Данила попытался успокоить перепуганных воспитанниц и приходящих в себя наставниц. Мистрис Божена сидела на полу, недоуменно потряхивая головой. Слетевший чепец валялся рядом, строгая прическа развалилась, но настоятельница, кажется, этого даже не замечала. Рядом с ней пристроился Аристарх. Он задумчиво потирал свою козлиную бородку, длинные худые ноги смешно торчали из-под сутаны арея.
Послушницы приходили в себя, хлопали глазами, неловко приподнимались и трясли чумными головами, силясь понять, что произошло и как они оказались на полу в столь нелепых позах.
Я стремительно обошла зал. Среди спящих на полу фигур не было Авдотьи, я надеюсь, она в Пустоши, с любимым. Еще не было привратника и Рогнеды.
Мы с Ксеней быстро переглянулись.
Мистрис Пава сощурила подслеповатые глаза, пытаясь рассмотреть нас.
– Ветряна? Деточка, а что случилось? – как-то неожиданно по-человечески спросила она. Я даже растерялась от такого обращения!
– Вы… э-э-э… заснули… Да…
Божена и Аристарх выползли из-за угла и тоже уставились на нас.
– Как это заснули?! – гаркнул арей. Очнулся, видимо. – С чего это нам засыпать?
– Так Ночь Исхода же! – звонко сказала Ксеня. – Тьма вас проверяет, учитель!
– Ага. А святые старцы защищают. Вот и усыпили, чтобы вы не мучились, – съехидничал лорд Даррелл, спускаясь по лестнице.
Наставники недоверчиво на него уставились, чувствуя подвох.
– Старцы?
– А то. Они самые.
– Благодать сошла! – радостно воскликнула младшая настоятельница Загляда и торжественно обнесла голову священным полусолнцем. – Вот радость-то!
Божена нахмурилась, пытаясь сообразить, что именно ее так смущает в ухмыляющемся столичном кураторе, но Аристарху уже слишком понравилось это объяснение. Он выпятил колесом тощую грудь, торжество пошамкал губами, обнес себя полусолнцем и возвестил:
– Вот что священное слово делает! Запомните эту ночь! Это ночь, когда святое слово восторжествовало и отогнало тьму! Это новая веха в истории нашего благословенного Ордена! Возрадуемся!