Я невольно сжалась, а он закончил:
– Она была еще слишком слаба и не могла бежать. Может быть, еще несколько часов – и она осталась бы в живых, но… она предпочла умереть, но не достаться людям. Они не пощадили бы и роженицу. Любая алийка выбрала бы смерть, а не плен и рабский ошейник… в лучшем случае. Всегда есть надежда вырваться из плена, но когда привязывают врастяжку меж четырех кольев и весь отряд…
Он умолк.
– Но как же ты… – Я осеклась.
– Я родился в страшный день, но под счастливой звездой, – помолчав, сказал Ирранкэ. – Старуха знахарка завернула меня в свое тряпье, укрылась в погребе и сидела там, пока не остыло пепелище, а люди не убрались прочь. На наше счастье, я уродился не крикливым и нас не обнаружили. А уже на мое особенное счастье – в погребе у нее имелись кое‑какие припасы, и она давала мне сосать тряпицу, намоченную козьим молоком. На третий день пришли алии, среди которых был мой дед, отец моей матери. Он и дал мне это имя.
– А знахарка?
– Она еще долго прожила при нашем дворе. Успела даже выучить меня разбираться в травах по‑человечески, у нас‑то их используют совсем иначе, – Ирранкэ улыбнулся. – Многие говорили, что не место человеку в наших краях, но дед готов был золотом осыпать ту, что спасла сына его любимой дочери.
– А я никогда не видела отца, – зачем‑то сказала я. – Не знаю даже, каким он был, бабушка не желала рассказывать о нем. Говорила только, в родителя удался, такой же беспутный, только герцогского отпрыска хотя бы воспитание и долг его вельможный сдерживали, а этого шалопая ничем не остановишь…
– Герцогского? – нахмурился Ирранкэ.
– Ну да. Мой дед – бастард, хоть и не признанный. Но, конечно, на бабушке Берте он жениться не собирался, мало ли таких служанок! А куда он потом пропал, никто не знает. И отец так же – исчез однажды, и с концами.
– Надо же… – протянул алий. – А я все думал, на кого же ты так похожа! Вроде бы и на Берту, но есть еще что‑то. Теперь вижу: вы же с герцогом словно брат с сестрой! Но не скажи ты, я и не догадался бы.
– Да и не нужно. Кто знает, тот помалкивает, а кто не знает, тому и не следует, – серьезно ответила я. – Я просто ключница.
– Откровенность за откровенность, – улыбнулся Ирранкэ и коснулся губами моего виска. – Иногда нужно, чтобы тебя услышали.
– Не умирай, – беззвучно попросила я, но Ирранкэ все равно разобрал, а может, прочитал по губам, и ответил негромко:
– Это не мой выбор. Я хотел бы остаться. Не с тобой – этого я сделать не могу, – но хотя бы в твоей памяти. Не так страшно уходить, когда знаешь – о тебе помнят…