— Хорошо. Но, прежде чем мы приступим, я хочу озвучить вам своё условие.
— Что?! Вы ставите мне условия? Да вы в своём уме?
Я буквально всем своим существом почувствовал, как присутствующие напряглись, а вокруг наступила зловещая тишина. Однако я, как ни в чём ни бывало, продолжил:
— Во-первых, моя внешность должна быть изменена, желательно с помощью шрама через всё лицо и усов, ну, или хотя бы модных нынче усиков. Второе — если моё имя окажется в титрах, то не настоящее, а псевдоним, на американский манер. Например, Фил Бёрд.
Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем опешивший Кёртис нарушил молчание.
— Вы что, скрываетесь от правосудия? — тихо спросил он. — Или, наоборот, от мафии?
— От бывшей любовницы, — выдал я заранее заготовленный ответ. — Она от кого-то залетела, а меня выставляет отцом ребёнка, требует алименты. Сейчас, если она увидит, что я снялся в кино, то её усилия по выбиванию из меня денег возрастут многократно. Суд, конечно, будет на моей стороне, но мне не хотелось бы скандальной славы.
— Адам, кого ты мне привёз?! — обернулся Кёртис к пресс-секретарю Уорнера.
Тот развел руки в стороны, мол, я здесь ни при чём. Режиссёр снова повернулся ко мне. Задумчиво массируя пальцами подбородок, он хмыкнул:
— Да-а, наглости парню не занимать. И это меня подкупает. Ну-ка, Люси, изобрази ему шрам и усы. Насчёт шрама можешь особенно не стараться, пока просто обозначь карандашом. А вы, мистер Сорокин, за это время должны выучить свой текст, чтобы не заглядывать каждый раз в бумажку. Там ничего сложного.
Гримёр — упитанная бабёнка средних лет с замысловатой причёской на голове — усадила меня в кресло перед столиком с обрамлённым лампочками зеркалом и приступила к работе. Я сидел, пялясь в лист бумаги со своими словами и беззвучно шевеля губами. И впрямь, ничего сложного. Через пятнадцать минут гримёр чуть отстранилась:
— Ну как, мистер Кёртис?
— Неплохо, — кивнул режиссёр. — Что ж, а теперь давайте посмотрим, на что вы способны как актёр.
Актёрского опыта у меня практически не было. За исключением одного раза в школьной самодеятельности, когда году ещё в 1990-м мы ставили спектакль по повести какого-то Губарева "Павлик Морозов". Меня хотели попробовать на роль Федьки — младшего брата пионера-героя — однако с первой же репетиции отправили восвояси. Мол, зачем же так орать, когда тебя режут? Ага, заорёшь тут, когда в тебя со всей дури ножом тычут. Хоть и деревянным, покрашенным для правдоподобности серебрянкой, однако старшеклассник, игравший Данилу — двоюродного брата Павлика Морозова — решил явно добавить реализма. Хорошо хоть в самом деле не прирезал, я потом неделю с кровоподтеком на животе ходил.