Буденный еще раз обнял Морозова, пожелал ему скорейшего выздоровления.
У Буденного и Морозова от волнения на глазах появились слезы.
…На третий день командир 19-го кавалерийского полка Мирошниченко получил приказ наступать на хутор Генеральский, разгромить местный гарнизон, а затем прорваться в станицу Курмоярскую. В станице, по словам двух пленных офицеров, сосредоточены крупные силы белогвардейцев, и там формируется добровольческая дружина из зажиточных казаков пожилого возраста. Добровольцы заявили, что они разобьют конницу Буденного, и сильно укрепили окопы вокруг станицы.
Подойти к станице было не так-то просто. Первый эскадрон пошел в атаку. Но белогвардейцы атаку отразили. Тогда Мирошниченко поднял на станицу весь полк. Красные конники единым порывом смяли противника и ворвались в станицу.
В этом бою погиб славный командир Мирошниченко. Его хоронили всей бригадой. Бойцы поклялись отомстить за смерть своего командира.
Однажды во время ожесточенного боя с белогвардейской казачьей частью отделилась группа головорезов, которая на полном скаку прорвала ряды буденновцев и пыталась тем самым внести смятение и сорвать наступательный порыв. Среди этих людей заметно выделялись два отличных наездника, неплохо владевших оружием. Один был в черной, другой в коричневой бурке.
Этот прорыв становился опасным. Тогда Пивнев и Морозов приняли решение: немедленно уничтожить обоих всадников, явных главарей группы белогвардейцев. Пивнев и Морозов ринулись в атаку: Пивнев — на того, кто в черной бурке, а Морозов — на второго, в коричневой.
Белогвардейцы боя не приняли и кинулись наутек. Белогвардеец в черной бурке шел наметом, выжимая из своего коня все возможное и непрерывно отстреливался из револьвера. Преследуя его, Пивнев умело и ловко уклонялся от выстрелов и подсчитывал, сколько их было. Вот грянул последний, седьмой выстрел. (Белогвардейские офицеры в то время были вооружены преимущественно семизарядными револьверами системы «наган».)
Пивнев понесся вовсю, идя на сближение со своим противником. Вдруг резким движением всадник сбросил с себя бурку, драгоценную и необходимую по тем временам вещь, и остался в одном мундире, сверкая золотыми погонами. Еще минута. Офицер кинул торопливый взгляд назад, как бы проверяя, не соблазнит ли такая приманка его преследователя.
Плохо, однако, знал белогвардеец душу красного бойца.
— Сдавайся, гад! — кричал Пивнев.
Офицер все яростнее нахлестывал своего коня.
Отчетливо раздавался резкий топот. Уже видна была пена, спадавшая с офицерского коня. Несколько непонятных на первый взгляд движений — и на землю падает изукрашенное инкрустацией и насечками из чистого серебра дорогостоящее офицерское седло — мечта многих конников.