Морозов с четырьмя бойцами и рыбаком на одной лодке, а его заместитель Зубко с пятью бойцами — на другой. Незаметно переправились через реку.
Рыбак указал на землянку, в которой находились белогвардейцы, охранявшие мост.
Незаметно подошли к землянке.
По сигналу Морозова рыбак постучал в дверь. Раздались голоса, зажглась керосиновая лампочка, кто-то открыл дверь, и рыбак вошел в землянку.
Прильнув к единственному окну, Морозов разглядел при тусклом свете керосиновой лампочки несколько белогвардейцев.
Один из них был урядник, в шапке со свешивающимся волчьим хвостом, что обозначало принадлежность к так называемому «волчьему дивизиону» генерала Шкуро. Дивизион был одной из самых надежных частей в белой армии.
Морозов приказал Сакардину:
— Будешь стоять у окна. Если кто задумает удирать через окно, стреляй сразу же. Никто не должен удрать.
— Так и будет, никто не убежит, — уверенно ответил Сакардин.
Морозов и Зубко распахнули дверь и ворвались в землянку.
Крикнули:
— Ни с места! Кто шевельнется — будет убит!
Беляки подняли руки. В землянку вошел Сакардин.
Пленным связали руки и по два человека доставили на лодках в штаб полка.
Так была ликвидирована охрана моста. Мост стал свободным для переправы красных частей.
Семен Михайлович поднялся на ветряную мельницу, стал вести наблюдение за полем боя. Там дралась наша 6-я кавдивизия. Беляки ее потеснили.
Вдруг Буденный увидел, что из балки показалась крупная колонна белогвардейской кавалерии. Буденный тут же приказал начдиву Городовикову приготовить всю дивизию к атаке.
— Все видят противника? — привставая на стременах и сдерживая коня, громко, чтобы было все слышно, спросил Буденный.
— Видим! — зашумели бойцы.
— Тогда разговор короткий. Шашки — к бою. За мной, в атаку, марш, марш!
Его конь, бурый с проточиной, казалось, первым понял команду. Он тряхнул ушами, рванулся вперед, перемахнул через куст, попавшийся ему на дороге, и ринулся туда, где зеленели игрушечные фигурки неприятельских кавалеристов. Конь несся, как птица, и слева, не отставая от Семена Михайловича, влитый в седло, скакал Пивнев. Кто теперь отличил бы его от заправского конника? Стоял крик «ура», все нараставший, пугающий, страшный. Что может быть стремительнее конной атаки?
Зло оскалены лошадиные морды, брызжет светлая пена с глянцевых губ, стучат копыта вороных, гнедых, серых; несутся всадники в едином порыве… Вот один, подрезанный пулей, свалился с коня и был тут же затоптан; вот подогнулись ноги у другого коня, и он тяжело опустился на них, тоскуя, что не может продолжить бешеную скачку свою, что кончена его жизнь; вот еще один всадник перелетел через голову коня, но лава (иначе не назовешь — лава) все катится вперед, хотя уже строчат пулеметы, стрекочут и визжат пули, в огненный шквал погружается конница. Она мчится прямо на пулеметчиков. Их рубят, расстреливают в упор…