Эта ошибка обошлась мне в потерю «Таймса», «Седой леди», — газеты, которая хотя и не входила в пятерку самых тиражируемых газет мира, но каждый считал ее номером один, потому что это была газета, имевшая самое большое влияние. Может быть, это было самое известное печатное издание во всем мире. Я слишком поздно понял, что такая большая цель требует бо´льших жертв, чем я ей отдал.
Мне казалось, что для меня все уже слишком поздно.
С полными карманами и с пустыми руками я стоял здесь, в затерянной зелени Нью-Йорка. Что из меня получилось? Я стал сентиментальным дураком в возрасте почти тридцати лет и мог иметь все, но в конце концов оказался неудачником. Зачем я приехал сюда? «Таймс» отклонил мое сотрудничество. Дважды. Трижды. Окончательно.
Я завидовал скучающим редакторам и журналистам, которые по утрам неторопливо шлепали в редакционное здание, а вечером снова потоком выливались оттуда — с пухлыми животами, жирными лбами и черепами, полными пепла, потому что все остальное в них уже давно перегорело. Адъютанты привычки.
А меня, мужчину с головой, полной огня, они туда не впускали.
Я жил в гостинице, проводил там свои ночи, убивая время и напрасно надеясь на то, что утром забуду о них. Я был готов двигаться дальше, сумку с самыми важными вещами я не распаковывал. Оглядываясь назад — а я чертовски не люблю об этом вспоминать, — я ожидал всего лишь одного слова от Эллен. Ждал, что она мне прикажет вернуться назад.
Моя надежда стала синей.
Когда она позвонила, я боролся со слезами, а после того, как она положила трубку, я заплакал от того, что мне так не хватало ее. Она дала мне задание. Я должен был пойти в бар — в «Церзура Руфтоп Бар» на крыше гостиницы «Гензевурт». Я жил уже несколько недель в Нью-Йорке, но здесь наверху, между тысячами маленьких лампочек, когда я смотрел на море огней города, у меня перехватило дыхание. Эллен заказала для меня столик, но поскольку я слишком долго стоял, глядя через оконное стекло, я пришел слишком поздно и кельнер сообщил мне, что он через девяносто секунд уже был готов передать мой столик другим клиентам.
За соседним столом сидела группа дам. Я представил себе, что Эллен тоже находится здесь. Представил себе ее светлую кожу, оттененную голубым светом, бледную и холодную. Может быть, она хотела сделать мне сюрприз. Может быть, она хотела оставить меня здесь одного, чтобы я понял, как мало сто´ю без нее.
Затем мне показалось, что я слышу чье-то имя, которое мне о чем-то напоминало. Но теперь, сколько я ни прислушивался, женщины его не повторяли. Я наблюдал за ними некоторое время. Они напоминали мне кружок постаревших манекенщиц, со своими сумочками от Шанели и Луи Виттона и опухшими ногами в слишком тесных туфлях «Маноло блахник». Они говорили о мероприятии, которое запланировали, о большом благотворительном вечере в пользу клиники для лечения раковых больных. Маленький официант принес мне мой напиток, я опорожнил бокал слишком быстро, и на какую-то долю секунды мне показалось, что вижу за столом Эллен. Она повернулась ко мне и помахала рукой. Я моргнул. Место, на котором она сидела, было пустым.